Буча. Синдром Корсакова (сборник). Вячеслав Немышев

пару минут двери распахнулись, и в тамбур ввалились «амоны». Не врала проводница. В соседнем вагоне дембеля развоевались по серьезному. Ивана прижали автоматным стволом к стенке, грубо ощупав карманы, приказали стоять и не рыпаться. У ОМОНа расклады свои – дернешься, без разговоров получишь плюху. Иван такое дело знает. Стоит, только желваки выдавливает, изучает облупившуюся стенку перед носом. Попутчика интеллигентность подвела.

      – Послушайте, это же незаконно, вы даже не спросили, кто мы! Какое вы имеете пра…

      Он не договорил. Здоровенный детина со знанием дела воткнул ему в спину приклад автомата. И после того как чубарый скорчился на полу, произнес заученное:

      – Ша, монсистра. Разберемся.

      Пока разбирались, по тамбуру сновали люди, хлопали дверьми. Иван заметил через плечо, как проволокли с руками за спину двух парней в изодранных камуфляжах.

      Потом прибежала проводница и завизжала:

      – Ой, та вы шо! Это ж мои! Та оны ни при чем.

      – Разберемся, – гудел омоновец.

      – Шо разбираться, ну-ка бросьте руки! Полуношники. Хаварила толька им, шоб не бросалы бычки.

      Ивану смешно стало; за спиной проводница верещит на омоновца:

      – Тю, куда там!.. Ну, вы, мужчина, не понимаете?.. Та, боже мой. Охо-хо, ой какие вы страшные, в ваших масках! Добрые хлопчики. И вам спасибочка! Шо ба мы без вас делалы с той пьянью?..

      «Менты и в Африке менты, – кривится Иван в стенку. – Охотники на мамонтов. Сейчас с дембелей шкуру и спустят. А проводница натуральный перпетум».

      У них проверили документы. На Ивана посмотрели косо, перерыли всю сумку. Здоровяк, что держал его в тамбуре под дулом, что-то сказал на ухо старшему. Тот спросил Ивана:

      – Из госпиталя?

      Иван взял протянутые ему бумаги, военный билет. Рвут кожу желваки.

      – Домой еду.

      – Не шастай по ночам, солдат. Время, знаешь какое?..

      А что – обычное было время. Случилась в те годы война. И, как обычно бывает, стали люди гадать, как же это не подумали они о старинных приметах. Правда, и приметы те уж никто не помнил. Стали все валить на жару: дескать, земля иссохлась, птица ушла к морю, вино кислей обычного получилось, да и виноград раньше сроку закровянел переспелыми гроздьями. Так вот после и не верь в приметы. Заплутал дурной ветрила меж горбатых хребтов, заметался с истошным воем, – и пролилась кровь, насытив истомленную землю живою влагой. Вино перебродило и загустело на губах рудыми каплями.

      От примет тех забытых и случилась жестокая брань, – а отчего ж еще?

      И снова побежали столбовые километры: дрожали в непроглядной ночи огоньки шахтерских поселков; новые пассажиры устраивались на узких боковушках; кареглазая хохлушка-проводница пересчитывала мелочь за чай, рассовывала по кармашкам проездные билеты.

      И как в нелегкую годину сближаются, свыкаются друг с другом чужие совсем люди, так и в малой своей беде, – а как же не беда: в бочину прикладом, сумку навыворот, желваки как цепные кобели, – сошлись двое случайных попутчиков,