Бунт. Книга II. Владимир Уланов

казак – крепкий, ладный, с выразительными черными глазами.

      – Вишь, вот и атаман наш пожаловал, – с любовью сказал казак.

      Ефросинья во все глаза смотрела на Разина и хотела уже подойти к нему, как во двор вбежали донские казаки, поклонились в пояс атаману, заговорили возбужденно.

      Степан нахмурился:

      – Да не говорите вы враз, а то ничего не пойму!

      – Приехали мы, батько, с Черкасска за солью, а воевода велел с нас брать по алтыну: сроду такого не бывало. Стали мы ему высказывать, что совести у него нет, а он над нами стал насильничать, у одного казака отнял две лошади и хомут, у другого – пищаль. Защити нас, Степан Тимофеевич, накажи супостата! – стали просить казаки атамана.

      Помрачнел лицом Разин, грозно сошлись в переносье брови, выхватил из ножен саблю и побежал на воеводский двор, который был рядом. Едва успевали за ним казаки.

      Вбежал атаман в княжеские хоромы, схватил за грудки воеводу Унковского. Как ни смел был воевода, но побледнел лицом.

      – Ты что это обижаешь казаков? А ну, вертай им деньги!

      Воевода струсил не на шутку, трясущимися руками вынул из кармана деньги и отдал Разину.

      – То-то, – сказал Степан и наказал воеводе: – Если ты еще будешь обижать казаков и простой народ – пеняй на себя.

      Унковский молчал, боясь перечить атаману. А Разин развернулся и, больше не говоря ни слова, пошел на подворье. Уже подходя к воротам своего дома, заметил одиноко стоящую женщину. Вглядевшись в ее лицо, непроизвольно остановился. Что-то знакомое было в облике этой одинокой фигуры. Подойдя вплотную к Ефросинье Русаковой, атаман стал присматриваться к женщине. Ему казалось, что он ее уже видел, и от этого в душе его что-то заныло. И вот, на какое-то мгновение, в памяти всплыл образ Любавы. Степан понял, что стоящая перед ним женщина очень похожа на нее. Ефросинья смутилась, опустила глаза, даже прикрыла лицо платком.

      Атаман спросил:

      – Как же зовут тебя, красавица?

      От этих слов женщина еще более застеснялась, лицо ее зарделось. Она подняла красивые глаза на Разина:

      – Зовут меня, батюшка, Ефросиньей Русаковой, – и поклонилась ему в пояс.

      – Что ты, Ефросинья?! Кланяешься мне, словно я боярин, – запротестовал атаман. – Говори, зачем пожаловала?

      Женщина некоторое время молчала, затем в волнении спросила:

      – Не слыхал ли ты, атаман, про Петра Лазарева? Сказывали люди, будто был он у тебя в войске.

      – Так вот оно что! – воскликнул Разин, затем печально добавил: – Нет в живых твоего любимого, погиб, спасая меня от пули, а когда кончался, велел тебя разыскать и сказать, что люба ты ему была.

      Голова у женщины поникла, из глаз по щекам покатились слезы, она закрыла лицо руками, резко повернулась и быстро пошла с атаманова подворья, закусив до крови нижнюю губу.

      – Еремка! – крикнул Разин, подзывая молодого казака.

      – Что, батько?

      – Поди вон за той бабой, доведи ее до дому и спроси ее, может, в помощи какой нуждается или деньги нужны.

      Казак помчался выполнять волю атамана.

      Не успел атаман