Под кроной памяти. Юлия Соловьева

тусклом облачке света, идущего от лампы над крыльцом, клубилась вечерняя мошкара, металась пара теней от ночных суетливых мотыльков.

      На листьях крапивы и цветов зарождались полные капли росы, стебли растений еле заметно пошатывались от шустрого сквозняка.

      В домике что-то застучало и успокоилось, послышались шаги, дверь отворилась, и показался Велибор.

      Он устроился на ступенях, открыл перед собой тетрадь Милана и принялся читать вслух:

      Солнце светит ярко!

      Под дубок я сел,

      Жду, когда придешь ты,

      Я сказать хотел,

      Что весна проснулась,

      И кричат стрижи…

      И…

      Велибор так резко захлопнул тетрадь, что ладони его загудели. Он настороженно осмотрелся, и в глазах его промелькнул страх.

      – Я сожгу ее! – процедил он сквозь зубы. – Сожгу и скажу Милану, что она пропала… Что ее унесли стрижи!

      Велибор сделал глубокий вдох, успокоился и через пару минут, пересилив себя, вновь открыл тетрадь на следующей странице:

      Твои глаза – аквамарины,

      И алый рот…

      Велибор тряхнул головой и перелистнул пару страниц. Пробежал глазами по нескольким строфам и с возмущенным видом перевернул еще страницу. На каждом из представленных в тетради стихотворений он не задерживался взглядом более пары секунд. На каждое очередное творение Милана он смотрел с жалостью и злобой, даже не дочитав его до конца.

      Таким образом он пролистал большую часть тетради. Глаза его устали от сумрака и мелкого почерка, и он зажмурил их, оставив ненадолго чтение. Но вскоре возобновил его:

      Мне плакался дождь, он стучался в окно,

      И я пригласил его в дом к камельку,

      Но он удивился и дальше пошел,

      Сказав, что случайно задел мои ставни.

      Не верьте дождю, он стучится в окно,

      Когда вы его к камельку пригласите,

      Он дальше пройдет как ни в чем не бывало

      И скажет, что здесь задержался случайно.

      Велибор почесал подбородок и посмотрел на дату – стихотворение было написано спустя год после всех предыдущих.

      – Я правда избавлюсь от этой тетради, – посмеялся он. – И, может быть, вырву единственную страницу, вот эту!

      Он распрямил тетрадь и потянул лист на себя. Он тянул его с таким же усердием и прилежанием, с каким, должно быть, дантист удаляет больной зуб. Но когда лист был вырван, он оказался очень измятым и порядочно разорванным. Велибор рассмотрел его, зажав между двумя пальцами, аккуратно сложил несколько раз и убрал в карман джинсов.

      Просмотрев оставшиеся несколько стихотворений, он обратил внимание на еще одно:

      Я вечером выйду и к Таре спущусь,

      …

      Взгляну я на гору, покажется мне,

      Что там, на вершине, конечно, светлей.

      Вперед устремлюсь…

      Велибор вырвал и эту страницу.

      – Ах, это же ценная вещь, – сказал Велибор, с усердием снимая с тетради кожаную