Полдень. Ольга Фикс

волокет ее за собой по крыше, не давая толком встать. Вниз, вниз, вниз. По железной лестнице, потом по обычной. Машка ушибается об углы, плачет, кричит, наконц, вопит во все горло.

      На лестничных площадках распахиваются двери. Из квартир высовываются люди. Неодетые, неприбранные, лохматые. В трусах, тапочках и халатах. С волосами, намотанными на бигуди. А вот и мама. Она выхватывает зареванную Машку из рук незнакомца, и начинает с ним объясняться. Сперва на повышенных тонах, потом вдруг смущается, всплескивает руками, оправдывается, благодарит. Что вы, больше никогда!

      Мама вталкивает Машку в квартиру. Судорожно прижимает к груди. Стискивает так, что делается невозможно дышать. И дает ей оплеуху, от которой Машка на секунду глохнет.

      – Ты с ума сошла?! Как тебе в голову пришло?! Зачем вообще ты туда полезла?! Двора тебе не мало?!

      – Что молчишь?! Отвечай, когда тебя спрашивают! – к маме присоединяется папа. Он тоже бледный, и голос у него дрожит.

      Сами спрашивают, и сами же ничего не дают сказать!

      – Вот придет в другой раз злой дядька, и заберет тебя от нас навсегда.

      – А этот был, что ли, добрый? – удивляется Маша, демонстрируя ободранные до крови ладошки с коленками.

      – Этот добрый. Иди пить чай.

      *

      Крыша была задумана как кусочек рая. По замыслу архитектора, повсюду должны были торчать кадки с цветами, питьевые фонтанчики, лавочки.

      Предполагалось, что жители дома станут по утрам делать тут зарядку, бегать и приседать, восхищаясь всходящим солнцем. А на закате, после трудового дня, отдыхать здесь на лавочках. Болтать, смеяться, сплевывая в кулак шелуху от семечек.

      В солнечную погоду на крыше будут загорать, как на пляже. По вечерам устраивать концерты, ставить спектакли на маленькой круглой сцене. Рассевшись на трех ступенях-сиденьях, люди будут глазеть вниз, на сцену, хлопать и восхищаться.

      По праздникам весь с крыши будут смотреть салют.

      Почему все это не получилось, Маша не знает. Обо всех этих несбывшихся проектах она слышала от дяди Егора.

      Дядя Егор такой старый, что и не двигается уже почти, и ноги у него не ходят. Внуки вывезут его на коляске во двор, подвезут вплотную к доминошному столу, и уходят.

      Дядя Егор сразу оживляется, и наравне со всеми азартно забивает козла.

      Но вечером, когда его партнеры расходятся по домам, коляска дяди Егора стоит иногда во дворе часами. Пока кто-то из родни не вспомнит, и не спустится его забрать. Вот тогда Маша с ним и беседует. Забирается к нему на колени – дядя Егор говорит, ему не тяжело, он не чувствует – и расспрашивает обо всем на свете. Дядя Егор всё помнит! Он ведь еще до всего родился.

      *

      Крыша напоминает руины замка. Обглоданные дождем и ветром остовы скамеек, подставок под кадки и прочие, иной раз совсем непонятного назначения бетонные конструкции разбросаны по ее поверхности без всякого порядка и смысла. Среди этих благородных развалин встречаются осколки банок, бутылок,