Полдень. Ольга Фикс

я могла решиться на второго ребенка?! Только ты мог уговорить меня на такое! Как подумаешь…

      – Перестань думать. Не накручивай себя. Радуйся, какая она у нас прекрасная!

      – У нас ли? Сень, я все-таки ужасно боюсь… Помнишь, у сестры у моей… Я тебе еще когда рассказывала…

      – У нас, у нас. Спи. Ничего я не помню. И ты забудь

      У какой сестры? У мамы никаких сестер не было.

      *

      – А знаешь, – говорит мама, – дядя Егор-то ведь умер.

      – Да что ты! Жалко! Классный был дед такой.

      – Ну, он ведь уже старенький был. И не ходил столько лет.

      – Все равно! Мне его будет не хватать.

      – Он тоже к тебе хорошо очень относился. Спрашивал всегда про тебя. Ой, чуть не забыла! Он ведь тебе кое-что оставил. Подозвал меня месяц назад на улице, и отдал. Передайте, говорит, вашей Маше. Прям как, говорит, специально для нее сделано. «А сами-то вы, – говорю, – что же? Вот в каникулы она приедет, вы ей и отдайте». «А я, – говорит, – наверное, уже не успею» И так еще улыбнулся. Как чувствовал человек!

      Мама протягивает Машке полотняный мешочек.

      – Что в нем? – спрашивает Машка.

      – Не знаю. Сама смотри.

      Машка распускает горловину мешочка, и на ладонь ей выпадают четыре фигурки, размером чуть больше косточек домино. Кентавр, горнист, женщина с детьми и этот черт-его-знает-кто.

      *

      – Это, Машка, химера. Древние верили, что химеры обладают даром прозрения. Видишь, он как бы представляет собой единство животных царств: тело млекопитающего, к коим, как тебе известно, относятся и Homo sapience, птичьи ноги на кривых когтях, и хвост скорпиона. Таким образом, у него как бы есть возможность судить обо всем со всех точек зрения сразу. С максимальной, так сказать, объективностью.

      Лицо горниста было обветренным и суровым. Впрочем, возможно, такой эффект создавался ноздреватостью камня.

      Кентавр слал вперед стрелу с зеленоватым наконечником. Копыта его были отполированы до блеска, могучий атлетический торс возвышался над лошадиным крупом. А лицо было неожиданно простоватым. Прямой нос, широкие скулы, чуть вьющиеся на концах волосы. Ни дать, ни взять паренек из их класса.

      Женщина обнимала двух крылатых мальчишек – улыбчивых, озорных, курносых.

      – Пап, а разве ангелы такие бывают?

      – Вот начнешь свою «Историю мировых религий» учить, там тебе все про ангелов объяснят. Какие бывают, каких не бывает, и бывают ли ангелы вообще. А это, может, и не ангелы вовсе.

      – Как? А кто же они тогда такие?

      – Может, просто пацаны с крыльями. Аллегория какая-нибудь. Мало ли.

      *

      Ночью, дождавшись, когда все, наконец, заснут, Машка на цыпочках выбирается из квартиры. Поднимается на последний этаж, карабкается по железной лестнице. В кармане у нее отмычка. Тоже, между прочим, давнишний подарок дяди Егора. Машка приподнимает крышку люка, и ветер с силой ударяет ей в лицо. Как бы ее не сдуло отсюда к чертям собачьим!

      Пригибаясь,