Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый. Нелли Шульман

я что-нибудь объясню, и Питеру тоже… – небрежно решила она:

      – Ели Джон выживет, конечно. Он, наверняка, воюет… – мистер Кроу, изучавший в Кембридже бухгалтерию, вряд ли бы принес пользу армии:

      – Если только Питер в интенданты пойдет, в хозяйственную часть. Эмма рассказывала, что один из ее братьев тоже деньги считает… – Тони, довольно, прикидывала гонорары, от будущих книг:

      – Но Виллем обеспеченный человек. Элиза выйдет замуж, во второй раз. Можно с ней не делиться прибылями от шахт… – Тони была уверена, что профессор Кардозо, еврей, давно мертв.

      – Нам рассказывали о гетто, о лагерях в Польше, – она скрыла зевок, – с евреями все понятно. Не стоит о них вспоминать… – Тони хотела издать вторую книгу под псевдонимом:

      – После войны все бросятся писать об ужасах гитлеровского режима, о преследовании евреев, и антифашистов. Я навещала Моабит, я увижу Аушвиц… – в Моабите экскурсию провели по каменным коридорам. Ученицам показали несколько камер, но имен заключенных не говорили. Сменяя друг друга у глазков, девушки разглядывали коротко стриженых, исхудавших узниц, в серых, полосатых платьях. В СССР Тони не ездила в женские зоны, но все заключенные выглядели одинаково. В одной из камер, прислушавшись, она уловила русскую речь. Тони повернулась к надзирательнице: «Военнопленные?».

      Крепкая женщина кивнула:

      – Они из Равенсбрюка, группу в Аушвиц отправляют… – светловолосая, высокая девушка, по виду ровесница Тони, сидела на нарах, обхватив руками острые колени, глядя вдаль, на серое, зимнее небо в зарешеченном окне. Кто-то позвал: «Надя!», девушка встрепенулась:

      – У нас даже глаза похожи, – поняла Тони, – тоже голубые. Надо ее запомнить. Мы можем встретиться, в Аушвице… – Тони пожалела, что у нее нет навыков медицинской сестры. Лекцию читал оберштурмбанфюрер Отто фон Рабе, работающий в экспериментальном, как объяснила Эмма, блоке лагеря:

      – Я могла бы попросить его о протекции, устроиться в тамошний госпиталь… – Тони вздохнула: «Ладно, придется поехать туда надзирательницей».

      Эмма не знала, успеет ли ее старший брат, к Рождеству, вернуться в Берлин. Тем не менее, Тони подготовила историю о своей вербовке, в НКВД, о работе агентом в Германии. Она надеялась, что фон Рабе клюнет, не в силах устоять перед возможностью опорочить абвер, и заработать репутацию человека, склонившего на свою сторону сталинского разведчика:

      – Можно даже с ним переспать. Или с кем-то еще, из ее братьев… – Тони не удавалось выбросить из головы упрямое лицо давешней девушки, Нади:

      – Она некрасивая потому, что исхудала. Если ее подкормить, она станет на меня еще больше похожа. В абвере сидят дураки, – презрительно подумала Тони, – никто из русских военнопленных не собирается с ними сотрудничать. Только шваль, в поисках места у кормушки. Волков бы не стал, и Надя тоже… – стулья для лекции расставили полукругом,