За тихой и темной рекой. Станислав Рем

Оно испокон веку на запад уходит. «Стена меж нами вырастала…» Допустим. В этом нечто поэтическое имеется. Но далее. «Меня ты всё же не простила, меня ты всё же потеряла…» Последнему дурню и так понятно, что ежели женщина не прощает, то она теряет. Причём, она именно к этому и стремится. Далее. В ваших творениях есть только вы. Один вы, и никого более. А где чувства женщины? Где ваши светлые отношения? Простите, Станислав Валерианович, но ваши стихи нужно читать не как поэтическое слово, а как псалтырь. Гнусаво и нараспев.

      Рыбкин молча глядел в пол. Руки поручика всё сильнее тёрлись друг о дружку, будто старались протереть дыры в ладонях.

      Белый перевёл дыхание. Собственно, какого лешего он накинулся на поручика? Человек пришёл к нему открыто, с надеждой, а тут ушат холодной воды. И было бы от кого. От чиновника, который в поэзии ни ухом ни рылом. Олег Владимирович решил хоть как-то сгладить неловкость.

      – Понимаю, вы хотели высказать свои чувства по отношению к той особе, которая вас покинула. По какой причине? Я этого не смог определить из опуса. Но, Станислав Валерианович, поэт, он на то и поэт, чтобы вознестись над суетным миром. А вы всё в нём утонуть жаждете. Тоска, да и только.

      Голова поручика опустилась ещё ниже, Олегу Владимировичу стало видно начинающее лысеть темечко господина Рыбкина.

      – Сколько вам лет, Станислав Валерианович?

      – Двадцать. А что, это имеет какое-то значение?

      – Абсолютно никакого. – «Бедный мальчик», – подумал Белый, придвинул стул ближе к собеседнику. – Поручик, бросьте вы, к чёртовой матери, заниматься поэтикой. Или встряхнитесь! Поэзия, Станислав Валерианович, есть не просто текст, напечатанный на чистом листе, и оформленный в переплёт. Поэзия сродни математике. Причём, они не просто родственные науки. А зеркальное отражение друг друга. И там, и там должна быть железная логика. Аргументы и доводы, как в математической задаче – каждый знак, каждое слово строго на своём месте. Именно то слово, которое необходимо. Его невозможно подменить, подставить, подкорректировать. Иначе поменяется весь смысл, вся логика творения.

      – Тоже мне сказали, математика. – усмехнулся Рыбкин. – Вы бы ещё сравнили с анатомией. Как любовь к женщине распадается на составные детали. На физическую, духовную, химическую. Влечение к любимой женщине есть не любовь, а животная страсть, требующая размножения! В таком случае, исходя из вашей точки зрения, мы можем скатиться до такого примитивизма, что дикари в Австралии – и то будут выглядеть более цивилизованно, чем мы.

      – А я об анатомии ничего не говорил. И о любви тоже. Я говорил о поэзии, а та есть выразитель чувств. Если вы любите женщину, то вам не обязательно ссылаться на конкретный объект, чтобы тот почувствовал, что вы обращаетесь лично к нему. Это можно сделать и иносказательно. Вот, к примеру:

      Не первый вздох твоей любви —

      Последний стон и боль разлуки

      В часы отчаянья и муки

      Воспоминаньем оживи.

      Как осень грустными цветами

      Душе понятна и родна, —

      Былых свиданий скорбь