Постъядер. Василий Дмитриевич Гавриленко

сказала Марина.

      Мне тоже было не по себе в этой комнате, до сих пор наполненной своими хозяевами, как будто ничего не произошло.

      Внизу Марина опустилась на диван. Задумалась.

      Я нашел в кухне дрова, принялся растапливать камин.

      Когда огонь разгорелся, бросая на стены красные и золотистые блики, дом будто бы ожил. Я подумал: ведь и правда, что-то теплилось в жизни бывших!

      Сел на диван рядом с Мариной, стал смотреть на огонь.

      – Андрей.

      Голос Марины прозвучал странно: он словно бы пропитался теплом из камина. Я взглянул на нее. В глазах девушки мерцали огоньки.

      – Что?

      – Почему ты отказался от меня? Ну, тогда, в лесу?

      Я вспомнил наше знакомство: ее мольбу о помощи, мой отказ, Последний Поезд и руку, протянутую игроку, потерявшему надежду.

      – Прости… – пробормотал я. – Я не знал.

      – Чего не знал? – Марина придвинулась ко мне, стремясь заглянуть в глаза. – Чего ты не знал? Ну, посмотри на меня.

      Я медленно повернулся – ее лицо совсем близко.

      – Я не знал, что полюблю тебя.

      Казалось, поднимется буря: Джунгли обрушатся на нас, понесут, кружа, ударяя о выступы тьмы по жерлу неведомой воронки, дна у которой нет. Но случилось более страшное: руки Марины обвили мою шею, и я ощутил на своих губах горьковатый, горячий вкус ее губ.

      – Марина, – прошептал я, трогая ее волосы.

      Она прижалась ко мне. Она дрожала. Дрожал и я, не зная, что говорить, что делать, что с нами происходит.

      – Ты когда-нибудь… – выдохнула Марина. Я догадался, о чем она:

      – Нет.

      – Я тоже.

      Улыбнулась:

      – Бывшие смеялись бы над нами…

      Марина сняла куртку, стянула через голову толстый свитер.

      – Пусть смеются, – прошептал я, глядя на нее. – Пусть…

      10. Василиск зашипел

      Там, в слепой белизне, скрывался Василиск. Спустись другой сотрудник ЯДИ, Смолов, или, например, Нечаев, в святая святых ОПО, высокая конструкция, обложенная изумрудной плиткой, скорее всего, представилась бы ему не Василиском, а чем-то другим… Андрей же, в силу начитанности и присущей его душе некоторой поэтичности, порой воображал себя древним воином, сражающимся с чудовищем.

      Василиск ждал в конце коридора, наполненного змеиным шипением, с каждым шагом становящимся все громче. Зач– чем ты идеш-шь сюда, ч-человече?

      В последний раз проверив застежки на защитном костюме, Андрей двинулся вперед по коридору. Стекло шлема запотело – никогда он так не волновался, как сегодня, и никогда так рано не приходил в институт – раньше всех, даже Кузьмича. Островцев приехал в Обнинск на первой электричке, и когда шел через бор к ЯДИ. У земли еще клубился не тронутый солнцем туман.

      Змеиное шипение становилось назойливее, проникало под шлем. Не помогали даже восковые беруши. Остановис – сь, если хочеш-шь жить!

      Неестественное зеленое мерцание было невыносимым. Пот