Постъядер. Василий Дмитриевич Гавриленко

как я упал, истекая кровью, на снег. Он придавил мою грудь коленом, приблизил заточку к шее. Помню его желтоватые глаза. Я ждал, слушая гомон Джунглей, прощаясь с Теплой Птицей, но он вдруг отпустил меня и, закинув на плечо тушу, побрел прочь.

      Почему этот игрок пошел наперекор Джунглям? Быть может, решил, что со мной расправятся твари? Не знаю. Но я запомнил каждую морщинку на желтом обветренном лице.

      Черная туча медведем ворочалась в небе. Светлая кайма на верхушках деревьев стремительно истончалась.

      – Андрей, посмотри.

      Марина указала в сторону леса, где возвышалось нечто темное.

      Джунгли окружили большой бревенчатый дом со всех сторон, сжимая, будто пытались его задушить: кое-где на стенах – широкие трещины. На крыше – березка. Окна блестят осколками оплавленного стекла.

      – Дача, – сказала Марина.

      – Что?

      – Дача, говорю. Бывшие отдыхали здесь, сажали цветы.

      – Знаю, – пробормотал я, отыскивая вход. Ясно, что лучшего убежища нам не найти.

      Дверь дачи сохранилась и даже была заперта. Я навалился плечом и упал вперед, вызвав сдержанный смех Марины. Из дома пахнуло затхлостью.

      В сумраке я увидел довольно широкий холл, дверные проемы. Ступая по хлипкому полу, вошел в одну из комнат. Ржавый холодильник, плита; шаткий стол, шкаф, белеющий посудой: видимо, кухня. Марина пошарила на полке и радостно ойкнула. Из ее кулака вырос язычок огня, осветивший лицо: нашла зажигалку.

      – Молодец, – обрадовался я.

      В другой комнате – широкой, не меньше двадцати шагов – распавшийся диван, камин, прелое тряпье. Еще – какой-то черный покосившийся предмет.

      – Ого, пианино, – воскликнула Марина.

      Она открыла черную крышку, под которой белели клавиши.

      – Эту комнату бывшие называли – гостиная. Здесь они принимали гостей. Играли на пианино.

      Марина опустила руки на клавиши. Раздался грохот и скрежет.

      Я поспешил заткнуть уши.

      – Те, кто умел, играли, – сконфузилась девушка, закрывая крышку.– А еще – смотрели телевизор.

      Она взмахнула рукой, и я разглядел на стене за пылью и паутиной тонкий прямоугольник.

      – А если не было гостей, они все равно садились…

      Марина порывисто села на диван, закряхтевший, застонавший.

      – Включали телевизор и смотрели.

      – Что смотрели?

      – Все. Как классно, должно быть… Огонь горит в камине…

      Марина, подперев голову руками, сделала вид, что смотрит телевизор – черный и пустой, как лесная яма.

      – И что, все бывшие жили в больших домах?

      – Не мешай.

      – Кончай дурачиться, – разозлился я.

      Она поднялась:

      – Ты скучный, Андрей.

      – Зато я не преклоняюсь перед бывшими.

      – А я что преклоняюсь, что ли?

      Я не ответил, разглядывая комнату: чудно как-то, ей Богу! Люди жили, принимали гостей, играли на пианино, может быть, танцевали, или как там это называлось…