Постъядер. Василий Дмитриевич Гавриленко

покойно, даже, пожалуй, весело. Едва ли кто-либо в Джунглях испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив прежний – борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно служения, напряжения всех сил.

      Я откинул прядь волос с лица Марины, и стал смотреть – то на него, то на звезды, сияющие над нами.

      Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег. Неуверенно выглянул краешек солнца – луч, поплясав на обломках арматуры, перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла глаза, слабо улыбнулась.

      – Утро?

      – Утро, – приподняв ее голову, я поднялся с колен.– О!

      – Ты чего?

      – Ноги затекли, – простонал я. – Дьявол!

      Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы – хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и вскрикивая. Марина прыснула со смеху.

      – Тебе-то хорошо, – закричал я.– О! Стрелковская пытка.

      – Посмотрел бы ты на себя.

      Я усмехнулся.

      – Поднимайся сама, – крикнул. – Посмотрим, как у тебя!

      Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.

      – О! Пытка стрелковская.

      – Не притворяйся.

      Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося внизу, как черный крест.

      – Лежит? – приблизившись, спросила Марина.

      – Куда денется, с такой-то высоты.

      Высота и вправду была головокружительная: при свете солнца весь город как на ладони – белый лист с зелеными и красноватыми крапинками.

      Как я и думал, ни одного здания не уцелело. Неподалеку от башни начинался лес, уходящий к самому горизонту. Он казался сплошным, но я знал, что есть просека, по которой стелется железная дорога.

      Где-то на окраине из-под земли поднимались клубы сиреневатого пара, будто беззубый рот старого курильщика выпускал дым.

      – Андрей, пошли отсюда.

      Я повернулся.

      – Мне совсем не нравится этот город, – сказала Марина, глядя вдаль. – Да и есть хочется…

      Мы подошли к лестнице.

      – Я первый, ты за мной.

      Марина кивнула.

      Я перелез с платформы на лестницу и стал медленно спускаться.

      – Андрей!

      – Да?

      – Мне страшно! Голова кружится!

      Только этого не хватало.

      – Цепляйся! Не смотри вниз!

      Я остановился, задрав голову.

      – Хватайся за перекладину!

      Марина, зажмурившись, перелезла с платформы на лестницу.

      – Держись крепче!

      – Держусь… Кажется…

      Она неуверенно засмеялась.

      Я помог Марине соскочить