Из бездны. Карл-Йоганн Вальгрен

над ними только посмеется. Мой сын, скажет он, никогда больше не пойдет в ваш поганый класс для отсталых. Пошли вы все подальше, скажет он. Ноги нашей здесь больше не будет. И он погонит их на парковку и затолкает всех в свою машину, и мы поедем.

      – Куда?

      – В место, про которое никто не знает. Наше убежище. И он запрет их там. В погребе. Или побросает в пустой колодец. И они будут там валяться, связанные и в цепях, и мы с папой будем каждый день приходить и делать то, что они делали со мной.

      Он замолчал и улыбнулся своим мыслям. Что-то новое – я такого никогда раньше не слышала. Оказывается, он мечтает отомстить.

      Опять невесть откуда появилась норка. Вышла на пандус и улеглась – подсохнуть на солнышке. И все время косилась на нас, по крайней мере, мне так показалось. Прикольно. В рыбарне было тихо, но эти двое были там. Братья Томми, теперь я была совершенно уверена. Их тени в окне метались то туда, то сюда. Похоже, перетаскивали что-то.

      Не знаю, почему я вдруг насторожилась. Как в фильме, когда прекращается фоновая музыка, на которую ты вроде бы и не обращаешь внимания. А может быть, только сейчас я начала осознавать, что произошло. Почему-то Герард решил, что я на них настучала, и начал грозить: не принесешь деньги вовремя, будет еще хуже. И я сама виновата – не надо было подкидывать ему эту мысль.

      С Глюмстенсвеген послышался рокот школьного автобуса. Сейчас вывалится толпа гломменских, и кому-то может прийти в голову спуститься к причалу. Я встала – мне не хотелось никого видеть.

      – Пошли, – сказала я брату. – Линяем…

      На полу стояли два переполненных полиэтиленовых пакета с мусором. Третий упал, содержимое вывалилось на пол. Перед дверью в туалет наблевано. Красное вино, определила я, и что-то там она жрала. В доме тихо, дрыхнет, наверное, наверху. Не проснется, даже если гранату в окно бросить.

      – Фу, как воняет, – сморщился брат.

      – Я все уберу. Посмотри пока телик.

      Он повесил куртку, обогнул лужу и скрылся в гостиной. На столе в кухне среди немытой посуды валялись две пустые бутылки «Парадора»[9]. Недопитый стакан вина, наполовину заполненный размокшими окурками. Грязная посуда навалена не только на столе – и в мойке, и даже на полу лежит тарелка, к ней что-то коричневое прилипло…

      Я потерла нос белым перцем и достала из шкафа швабру, тряпки и все, что нужно для уборки…

      Сколько же раз мне приходилось этим заниматься! Мне было шесть или семь, когда я впервые подтирала блевотину за взрослыми. В тот раз была папашина очередь, он устроил пьянку с корешами и какими-то незнакомыми бабами. Заблевали весь пол в ванной, но целые сутки никому и дела не было: заходили, писали, тетки пудрились, морщили носы, перешагивали вонючую лужу и возвращались в соседнюю комнату. Танцевали, пели, ссорились, даже дрались, засыпали… пока у меня не кончилось терпение и я не смыла все это прямо из душа. И все равно привыкнуть не могу. Прямо сознание теряю от вони. Этот трюк с белым перцем я придумала сама – помогает. Чихнешь пару раз, в ноздрях жжет, но запаха почти не чувствуешь.

      Я прибралась, составила

9

«Парадор» – дешевое испанское вино.