Из бездны. Карл-Йоганн Вальгрен

поэтому никто и не спросил, что делать с теми, у кого денег нет. И конечно, случилось то, чего братишка больше всего боялся: его не взяли.

      Всю Троицу он проплакал у себя в комнате. Он был в полном отчаянии, я все слышала через стенку – и ничего, ничего не могла сделать, чтобы его утешить. Хуже всего было, что мамаша ему вроде бы пообещала эту поездку, но потом передумала. Папа задолжал кому-то деньги, и ему грозят неприятности. Разговор окончен. Какие еще поездки! Деньги, если бы они и были, нужны для другого.

      Обо всем этом я успела подумать, пока вытаскивала письмо из конверта. Мы все повязаны друг с другом – я, братишка, мать и отец. И все, что происходит в их жизни, немедленно отражается на нас.

      Письмо было из тюрьмы, со штемпелем наверху. Наверняка его вскрывали еще там – клей по бокам не держал. Интересная это штука с клеем на конвертах, отлепить легко, а назад, чтобы незаметно было, приклеить невозможно. Почерк детский и неровный, будто буквы застеснялись своего уродства и собрались убежать с бумаги в разные стороны.

      Его, оказывается, отпустят на три месяца раньше срока. Он даже написал когда именно. Может, встретишь меня у ворот тюрьмы в Хальмстаде? Как ты себя чувствуешь и есть ли у тебя деньги? Я на нуле, деньги за работу в тюремной мастерской получу не раньше Рождества.

      Еще он сообщал, что уже пытался найти работу – на гальванической и стекловолоконной фабриках в Фалькенберге, – но надежд больших не испытывает.

      Я видела перед собой эту картину, как он пишет письмо. Сидит в своей камере, пачка «Иона Сильвера» на укрепленном в стене столике. Типичная тюремная одежда – нижняя рубашка, комбинезон и тапки. На стенах афишки: голые красотки, как их там зовут… Аннет, Сюзи… все они похожи на нашу маму в молодости. Вот он грызет карандаш, обдумывает следующее предложение, старается, чтобы черточки и дужки составлялись в буквы, а буквы – в слова… безобразные до невозможности, по ним ясно видно, какую борьбу он выдержал сам с собой. Слышу звуки из коридора: звяканье ключей на поясе надзирателя, кто-то включил радио, кто-то просто орет что-то невразумительное.

      Если я не ошибаюсь, папаша появится через три недели.

      Поздно вечером мать проснулась и спустилась вниз. Почему-то в пальто. Колотун ее бьет, что ли, с похмелья… Роберт уже спал, а я сидела в кухне и соображала, что же мне делать в ближайшие дни.

      – Доброе утро, – сказала я.

      Она налила стакан воды:

      – Говори потише, если можешь. Я плохо себя чувствую.

      – Могу понять. Ты даже не разделась.

      Она вздохнула, нашаривая на полке порошок парацетамола.

      – Папа возвращается через несколько недель. Я очень обрадовалась. Ну и… отпраздновала. Его отпустят раньше срока.

      – Я читала письмо.

      Глаза блуждают. Закурила сигарету, увидела письмо на столе и сунула в карман пальто.

      – Роберт у себя?

      – Спит.

      – Хорошо.

      – Они опять над ним издевались…

      – А почему он не даст