Глобус Билла. Первая книга. Почти человек. Александра Нюренберг

какой-то формулы, пространстве:

      – Вы уж в летопись этот разговор не заносите. А то мне стыдно будет.

      Этот разговор состоялся, когда Биллу было восемнадцать… ну, с парой дней. Девять лет ему было, когда Семья Воссоединилась. Это так называлось. В сущности, так оно и произошло. Ну – а как? Просто появился папа. А где он до этого обретался?

      – С помощью непорочного зачатия у моего сына появился отец. – Сказала леди Сунн тогда своей подруге. В смысле, не совсем подруге, но, если не быть придирой в области филологии, можно и так выразиться.

      – Для этого, – ответила та, тонко улыбаясь и постукивая в пол клюкой, будто отбивала текст на клавиатуре, – требуется лишь одно – согласие леди.

      – Да. – Согласилась леди Сунн. – Государство спросило, хочу ли я отца для ребёнка этак… чудесным образом. Я, – продолжала она не без вздоха, – подумала и сказала «да».

      (Леди Сунн всегда была правдива с собой.)

      В газетах, которые тоже дали согласие, стало самой естественной штукой упоминать, что у династии есть наследник, вот радость-то.

      То есть, следовало признать вот что. Девять лет понадобилось сиру Баст, чтобы понять, что у него не будет официального потомства. Чистейшего нибирийского сына, полученного правильным образом.

      Ну, сказать, что он не знал, что у него уже есть сын – нет, этого хроникёр, разумеется, не скажет. В стране, где всякое слово – в том числе, конечно, Слово Правды, – становилось известно в первую очередь этому копошливому торопыге, не знать он не мог.

      Когда Баст впервые увидел Билла, он был, ну, как это… поражён.

      – Но он… он…

      И монарх выпалил:

      – Он ведь… Баст…

      И, растерянно глядя, добавил уже другим тоном:

      – И он… потрясающий… это мой…

      Он вытер шею, и в этот момент леди Сунн опять предложила ему либо глотнуть чаю с коньяком, либо один из упомянутых ингредиентов в беспримесной чистоте.

      – Это чудесный ребёнок… – Умилённо сказал он.

      В эту минуту чудесный ребёнок опять прыгнул с ветки на ветку перед террасой, где происходило питьё чая, воссоединяющее семью, и издал отвратительный истошный вопль.

      Баст дрогнул и пролил ингредиент.

      Билл оказался вровень с окном и заглянул в него. Если учесть, что он был раскрашен диковинными узорами, которые, как объяснили монарху, логически обоснованы игрой в какого-то героя, то вид был теоретически неописуемый. Во всяком случае, это описание было бы под силу разве что леди Сунн, хоть она и порвала с литературой. Поэтому она с лёгкостью справилась с задачей.

      – Билл, – сказала она страшному лику в окне, – тебе идёт.

      Чудовище в окне прорычало:

      – Я не Билл. Я – другой! Ужасный!

      Леди Сунн, молча, задвинула занавеску и, улыбаясь, посмотрела на сделавшего ей официальное предложение абсолютного монарха.

      – С мальчиками легко. – Объяснила она. – С девочкой я не знала бы, что делать.

      Занавеска в окне