Мое чужое сердце. Кэтрин Райан Хайд

всякие ужасы, от которых тебя бы мучили плохие сны. Но даже в этом случае, думаю, она полагает, что тебе следует знать только о том, что приятно и радостно. Как будто жизнь вполне себе благодатна.

      Когда мне было шесть лет, я не знала слова «благодатна», но не хотела терять время на расспросы.

      – И что вы ей ответили?

      – То, что искренне чувствую: кому-то нужно обсуждать с тобой такие темы, как что такое жить и умирать. Я сказала, что уверена: именно поэтому ты ищешь моего общества. Потому, что мы беседуем о предметах, которые тебе не разрешается обсуждать дома.

      – И что она сказала?

      – Не много. Но она не выглядела полностью убежденной. Однако отправилась домой. А ты по-прежнему ходишь ко мне в гости. Так что это говорит о многом.

      С тех пор мы с Эстер и ведем беседы. Теперь, когда я все это записала, будем надеяться, что то, о чем я буду рассказывать дальше, не покажется ни чудным, ни неуместным.

      О том, как смерть подбирается к Эстер

      Как я уже говорила, странно было бы смешивать здесь то, что касается Эстер, с другим. Ведь все остальные вокруг думают и говорят лишь о сердце. Ни о чем другом, только о сердце. Но на самом деле я не так уж отвлекаюсь, как вам может показаться.

      Я перечитывала написанное в этой пустой книжке (ладно, пора называть ее дневником, потому что она уже не пустая) и наткнулась на место, где речь идет о приближении смерти. И я поняла, что не следовало называть это «Об ощущении приближающейся смерти». Надо было назвать «О том, как я ощущаю свою приближающуюся смерть».

      То, как подбирается смерть к Эстер, – это совсем-совсем другое дело.

      Хотела изменить заголовок, но тогда пришлось бы втискивать слова между другими словами или перечеркивать и писать заново, и так и эдак получилось бы неопрятно. Но я не в силах заставить себя сделать эту книжку грязной. Пускай она и сейчас несколько неряшлива, но это потому, что я тороплюсь и пишу быстро.

      Думаю, я все-таки немного отвлекаюсь.

      Вот в чем суть: считалось, что я умру раньше Эстер. Более или менее оттого-то мы и дружим. У большинства людей, кому нет и двадцати, не бывает по-настоящему хороших друзей, кому девяносто. Что у них может быть общего? Но у нас с Эстер есть кое-что. На том и ставим точку.

      Оп-па. Взгляните, что я только что написала. Ошибочка. Кое-что, чему, возможно, уже не бывать правдой. У нас с Эстер было общее, потому что мы обе готовились довольно скоро умереть. Но я только что получила сердце. Скажем, я перенесу операцию. Что, если получится и я буду оставаться в здравии? У нас же больше не останется ничего общего. Плюс потом мне придется как-то справляться с потерей Эстер. Не уверена, что у меня получится.

      Вот поэтому-то у меня и нет друзей, как говорят, тоннами и тоннами. Ведь на самом деле не существует желающих общаться с теми, кто уже одной ногой в могиле. Была у меня одна прекрасная подруга по имени Джейни, мы дружили с третьего до половины шестого класса, но потом она переехала. Мы и сейчас пишем друг другу. От случая к случаю.

      Порой я думаю, не в том ли причина, что у