Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов. Эмилио Сальгари

успев только крикнуть:

      – О моя Элеонора!

      Эль-Кадур и Никола, которые видели, как он упал, бросились к нему, а папаша Стаке вне себя завопил:

      – Они ранили виконта!

      Крик услышали на батарее. Перпиньяно и герцогиня, в тревоге, бледные как смерть, бросились вверх по лесенке, а солдаты, поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, прекратили огонь.

      Герцогиня кинулась к виконту.

      – Гастон! – кричала она, заливаясь слезами.

      Л’Юссьер, которого поддерживали Эль-Кадур и Никола, улыбнулся:

      – Пустяковая рана… Не пугайтесь, Элеонора… Пуля прошла грудь навылет… может быть…

      Больше говорить он не мог. По телу прошла судорога, он смертельно побледнел, широко открытыми глазами посмотрел на герцогиню и упал на руки Эль-Кадура и Николы.

      Элеонора пронзительно вскрикнула, потом выпрямилась и погрозила галере кулаком:

      – Гнусные подлецы! Вы его убили!

      Она подняла шпагу, которую выронил виконт, и с отчаянным криком рассвирепевшего зверя бросилась на шканцы:

      – За мной, мои храбрецы! Перебьем этих презренных гадов и сами погибнем!

      Эль-Кадур, поручив Л’Юссьера Николе, одним прыжком поравнялся с герцогиней.

      – Госпожа, – сказал он, – что ты делаешь? Синьор виконт всего лишь ранен. Зачем тебе искать смерти, если он может поправиться?

      – Отойди, дай мне умереть!

      – Нет. Мне велено тебя оберегать, госпожа. Тебя доверил мне твой отец. Смотри, турки тоже прекратили огонь, и Метюб делает нам знаки, чтобы мы сдавались.

      – Метюб! – воскликнула герцогиня. – Капитан Хараджи! Мы пропали!

      Силы вдруг покинули ее, она упала на бухту каната, закрыв руками лицо, и глухо зарыдала.

      Тем временем галера вплотную подошла к галиоту с кормы, и мусульмане принялись бросать толстые кранцы, чтобы смягчить удар при абордаже, и закидывать абордажные дреки между вантами и линями грот-мачты.

      Первым на шканцы галиота прыгнул Метюб в сверкающей кирасе и тяжелом бронзовом шлеме с поднятым забралом, а за ним человек двенадцать турок, все, как и он, в железных доспехах, вооруженные длинными пистолетами с дымящимся запалом и кривыми саблями с широким клинком.

      – Счастлив увидеть тебя снова, синьора, – с насмешкой сказал он, обращаясь к герцогине. – Ты восхитительная женщина, и в этом платье нравишься мне гораздо больше, чем в том, что ты носила в замке. Так, значит, ты дочь паши Медины, а вовсе не сын. К несчастью для Хараджи.

      Услышав эти издевательские слова, герцогиня вскочила, как львица, схватив шпагу, которую только что уронила.

      – Ты, ничтожество! – крикнула она. – Однажды я тебя ранила перед племянницей Али-паши, а теперь я тебя убью! Защищайся, женщина тебя вызывает! Ты ведь хвастал, что ты лучший клинок мусульманского войска! Выходи, если не трусишь!

      – Струсил! Хочешь убить меня пулей! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!

      Турок отскочил назад и быстро выхватил из рук солдата