И посетителя посетила смерть. Книга II. Другая чаша. Людмила Прошак

скулах и осторожно заметил:

      – Я думал начать с печатного двора. Его у нас называют типографией.

      – Нет! Это потом.

      – Хорошо, так даже лучше. Я тоже с отрицания начинал, – и, не оглядываясь, направился к каменному собору.

      Свечи уже потушили, и Благовещенский собор погрузился в полумрак, скрадывая странное сочетание пышной причудливости с отрешённой простотой.

      – Этот иконостас работы гданьского мастера Андрея Модзелевского.. А вот список чудотворной иконы Божией Материи Смоленской, её ещё называют Супрасльской. Она тут два столетия. В новосозданный храм её привез митрополит Иосиф. А фрески спустя полвека писали под началом Нектария, сербского иконописца. Бог един, но свою любовь к Нему мы выражаем по-разному.

      – Нет! Если бы было так, то моего отца не били бы батогами за то, что в его стрелецком полку толковали, как бы восстановить старую веру. Ему ещё повезло, иных – на плаху или в горящий сруб.

      – Значит, не зря я прибег к тайнописи, – задумчиво сказал старец. – Никона осудили, а книжная справа его ещё не раз для расправы послужит.

      – Ты о чём? – не понял Никита.

      – Нас ждут в типографии, – уклонился от прямого ответа отец Василий.

      Под сводами палаты стояли деревянные столбы с перекладиной. Сквозь неё проходил винт, на нём была укреплена доска.

      – Это пиан, – указал на неё монах у станка. – А это кука. – Выпачканный краской палец нацелился на рукоятку. – Она заставляет пиан опускаться.

      – И что тогда? – Никита окинул взглядом длинные столы с ящичками и задрал голову вверх – там на веревках сохли как простыни книжные страницы.

      Отец Василий кивнул – печатник наколол чистый лист на иголки:

      – Эта доска, которая крутится, куда хочешь, называется тимпан. Чтобы было всё аккуратно, бумагу закрывают фрашкетом.

      Он прикрепил рамку и взялся за шнур, намотанный на рукоять вала.

      – Здесь именно то, что я просил? Но старец остановил его вопросом: Печатник кивнул. Никита, вытянув шею, наблюдал, как ковчег на подвижном столе, повинуясь шнуру, занял место под бумагой.

      – Там то, с чего будет оттиск, – волнуясь, пояснил старец. – На ней абур. Это азбука Стефана Пермского, тебе предстоит о ней узнать. Если захочешь.

      Белый лист мягко ударился об отливавший черной краской ковчег…

      .

      К с. 87—89.

      5

      Речь Посполитая,

      между Белостоком и Гродно,

      Супрасльский монастырь,

      в год 1706 месяца сентября в 13-й день,

      утреня

      Бывший рекрут, наклонившись, крутанул колеса – стул со скрипом повёз его вдоль длинного стола. Никита смотрел на лежавшие там резные пластины и чувствовал, как в груди разрастается смятение: ему было не ведомо, в какой последовательности костяные накладки должны быть на посохе. Он стоял тут же, прислоненный к лежаку, на котором лежал отец Василий. Старец умер во сне, но вид имел такой, будто знал, что уснёт навеки: веки сомкнуты, морщины