Амулет plus любовь. Нина Запольская

на землю.

      Маленькая, изящная фигурка, замотанная в многочисленные накидки до самых глаз, огляделась по сторонам и размашисто зашагала прочь от каравана.

      – Не так быстро, сэр, – прошипел Платон, догоняя фигурку.

      Фигурка сбилась с широкого шага и, потоптавшись немного на месте, по-женски засеменила дальше. Платон, приноравливаясь к походке сквайра, пошёл рядом. Проезжающие мимо под мерный звук бубенцов караванщики лениво, заморено проводили их взглядами и отвернулись. Капитан, стоящий сбоку от каравана, вгляделся в их лица: выражение лиц караванщиков в щели накидок-тагельмустов было непонятно.

      Он опять перевёл взгляд: Платон с поднятой к небу рукой показывал мистеру Трелони на что-то. Капитан всмотрелся и увидел двух птиц, которые вольно и мощно раскинули крылья в знойном синем небе.

      – Мугуба, – прошептал потрясённый капитан. – Это же мугуба!..

      И он потянул за собой верблюдов, торопясь показать на птиц доктору Леггу.

      ****

            Скоро потянулись пески, плотные, утрамбованные низовыми ветрами до состояния наста, только над этим настом опять струился песок, летящий по ветру. Потом удобный песок кончился, и начались барханы – жёлтые бока пустыни, и караван обходил их кругом, насколько это возможно. Но над барханами летел всё тот же песок.

      А потом разразилась буря. Это дул из центра пустыни, из самого её чрева, горячий ветер самум. Дул яростно, поднимая массы песка и мелких камней. Сразу стало нестерпимо душно, еле возможно дышать – казалось, что в воздухе не хватало самого воздуха. Тот словно поднялся к небу и улетел, оставив вместо себя красноватую бурую мглу, уже совершенно затмившую горизонт. Люди легли на песок, покрытые с головой накидками.

             Самум дул пару часов, убивая своим ядом людей и верблюдов, и так же внезапно кончился, оставив после себя тучи песка. И тогда над пустыней повисла туманная муть, заползающая колючими пальцами в прорехи одежды, и люди кутались в покрывала, стараясь запахнуться плотнее.

      Пустыня была неодинакова. Местами песок исчезал, и тогда на поверхность земли выходил мелкий щебень или даже камень, а когда им встречалась галька, перемешанная, опять же, с песком, то казалось, что земля движется под ногами верблюдов, ползёт, змеится куда-то, тянется невыносимо, чтобы дотянуться до солончаков и пропасть в них без следа. А потом – новый бархан или новая песчаная, укатанная бурями, пустошь. Изредка этот пейзаж оживлял только силуэт зелёного зизифуса* с раскидистыми ветвями.

      Вот вокруг одного такого дерева и расположился на ночлег караван в один из дней своего пути. Караванщики пришли к принцу Магаффалю, приглашая его со своими людьми разместиться лагерем вокруг зизифуса. Это было самое почётное место ночлега. С древнейших времён зизифус, или унаби, особо почитался всеми жителями пустынь за святость.

      Но Платон, покосившись на паланкин со сквайром, отказался. Почётное место у священного дерева он скромно передал самому старейшему из караванщиков, чем заслужил их безмерное уважение.