Пещера. Геннадий Авласенко

всё же

      что-то случается,

      осенью даже

      люди влюбляются…

      Лижет стекло,

      одиноко и долго,

      серенький дождик,

      усталый и добрый…

      Падают

      мокрые листья на землю,

      падают

      снежные хлопья в ладони…

      Падает осень

      на мой подоконник…

      Мне говорили:

      «Это нелепо!»

      Мне говорили:

      «Осень – не лето!»

      Я понимаю…

      Я всё понимаю…

      Только от этого

      сердцу не легче!

      Сердце,

      ведь осень играет без правил!

      Сердце,

      ведь ты ничего не исправишь!

      Мне говорят:

      «Ты живёшь как в тумане!»

      Мне говорят:

      «Тебя осень обманет!»

      Я понимаю…

      Я всё понимаю…

      Только вот сердце

      не понимает!

* * *

      Когда я вошёл, чисто вымытый Жорка сидел за кухонным столом и крупными глотками поглощал пиво прямо из горлышка. Одна, уже опустошённая посудина стояла рядом.

      Увидев меня, Жорка немного смутился и протянул мне бутылку.

      – Глотнёшь?

      Но мне было не до пива и не до Жорки. Мне было так плохо, так невыносимо тошно, что выть впору. Выть, кусаться, царапаться, по полу кататься в неистовой истерике, сокрушая всё и вся. Я машинально взглянул на свою правую руку и обнаружил, что всё ещё сжимаю в кулаке проклятую эту двадцатипятирублёвку.

      Господи, ну какой же я остолоп, в конце концов! Ну, почему я такой остолоп, Господи?!

      Я вдруг с удивлением обнаружил, что влюблён и влюблён, как говорится, по уши, и что мне просто необходимо как можно скорее отыскать незнакомую эту девушку. Впрочем, задача сия была из разряда почти неразрешимых. Ну как, скажите, отыскать человека в полутора миллионном городе, не зная о нём фактически ничего. Даже имени.

      Жорка докончил пиво, крякнул от удовольствия и аккуратно поставил пустую бутылку рядом с первой.

      – Пойду я, – проговорил он, поднимаясь из-за стола и неловко покашливая. – Благодарствую за ночлег, за угощение…

      – Подожди!

      Я вдруг испугался, что с Жоркиным уходом сразу же исчезнет, оборвётся та последняя ниточка надежды найти, отыскать всё же прекрасную свою незнакомку. И как бы тонка, почти невесома ни была она, эта ниточка…

      – Постой! – я метнулся к холодильнику. – Ты, вообще-то, сильно торопишься?

      – Да нет, вроде, – слегка озадачено сказал Жорик. – А что?

      – Ничего! – раскрыв холодильник, я некоторое время молча созерцал его содержимое. – Может ещё пивца?

      – Куда ещё! – Жорка отрицательно покрутил головой и гулко хлопнул себя по животу. – Под завязочку!

      – А водочки?

      – Водочки? – Жорка задумался. – Ну, ежели один стопарик…

      И вот уже он медленно, с видимым наслаждением (бр-р-р!) тянет холодную водку из запотевшего стакана, а я, усевшись напротив, задаю ему разные наводящие вопросы, пытаясь вытащить из моего