Реплика. Лорен Оливер

сейчас должны были готовиться к возвращению в Сидар-Ки.

      Лира прошла мимо изваяния первого Бога, Ричарда Хэвена. Статуя высилась в центре двора, где пересекались четыре дорожки.

      Она решила передохнуть, прислонившись к холодному мрамору пьедестала, рядом с дощечкой, на которой перечислялись труды и достижения Бога. Лира подумала, что у него – доброе лицо. Во всяком случае, таким его изобразил скульптор.

      Живым она его не помнила. Ричард Хэвен умер до того, как ее сделали. Автор статуи изобразил Ричарда в коленопреклоненной позе с воздетой дланью. Наверное, предполагалось, что первый Бог призывает незримые толпы прийти и взглянуть на его творения.

      Тем не менее Лире всегда казалось, что он тянет руку к облакам, к другому Богу, в которого верили медсестры. Их Бог тоже ненавидел реплик.

      Лира присела возле мусорных баков, отмеченных значками «биологическая опасность», и уставилась на зеленые стрелки высокой травы. Когда она, наконец, поднялась, то почувствовала себя немного лучше, но слабость осталась. Пока Лира тащилась обратно к главному зданию, она делала передышку раз пять и заработала неодобрительный взгляд охранника, патрулирующего территорию. А ведь обычно она радовалась, что Хэвен настолько огромный – здесь были и открытые пространства, и аллеи в тени гикори и высоких пальм…

      Лире очень нравились яркие мазки гелиотропов, раскиданные на клумбах, и дикая колоказия, которая пробивалась меж цементных плит. Правда, Лира не знала этих названий и думала о растениях лишь в общих терминах: цветы, деревья, корни…

      Но сегодня она обессилела и хотела только одного: поскорее вернуться в кровать номер двадцать четыре.

      Добравшись до нужного крыла, Лира услышала крики. Когда она приблизилась к спальне, то обомлела: она узнала голос доктора Саперштейна. Лира невольно попятилась: Бог никогда не приходил в спальни.

      А затем раздался вопль Кассиопеи:

      – Не трогайте их! Так нечестно!

      Лира прижалась к стене.

      В коридор выскочила медсестра, чуть не поскользнулась на кафельном полу, как-то странно взглянула на Лиру и помчалась в противоположную сторону. Дверь спальни была распахнута настежь.

      Лира едва успела ухватить ее, пока та не захлопнулась.

      Она замерла на пороге, тяжело дыша. Кассиопея ползала на четвереньках и пыталась собрать свою коллекцию ракушек, сброшенную с подоконника и изрядно пострадавшую. Все рисунки, висевшие над кроватью Кассиопеи, были сорваны, как будто по спальне пронесся ураган, от которого не пострадали вещи других реплик.

      Лира сделала робкий шажок и увидела скомканные листы бумаги в руках у Бога.

      – Невероятно! – ревел доктор Саперштейн.

      Он орал – но вовсе не на девушек, отнюдь! – доктор Саперштейн кричал на собравшихся медсестер, среди которых была и медсестра Долли (именно она дала Кассиопее скотч, чтобы та повесила свои рисунки над кроватью).

      – Надеюсь, вы осведомлены о том, что нам грозит потеря финансирования?! Вам хочется остаться безработными?! У нас есть квота,