Спасибо одиночеству (сборник). Николай Гайдук

широкие ворота, копну или скирду поднять на свистящие вилы свои и забросить играючи на небеса, где пасётся господнее стадо. А потом на родину придёт притихший, будто в чём-то виноватый, зазвонистый утренник. И воздух будет пахнуть ароматным, розово-золочёным яблоком. И в эту пору Паша Скрипалёв домой приедет, сынишку подхватит на руки, станет подбрасывать в воздух, целовать краснощёкие «яблоки» с ямочками, которые от мамочки достались. А потом – все трое! – весело пойдут по прямой дороженьке меж золотых хлебов. Пойдут, взявшись за руки, довольные друг другом и всем белым светом. Ведь если глубоко задуматься над жизнью, а не порхать поверхностно – для счастья человеку немного нужно.

      Размечтался Пашка-Пташка, глядя в иллюминатор. Пальцы его машинально перебирали струну за струной, и он запел так тихо, даже сам не заметил:

      Я ехала домой, я думала об вас…

      Монотонный плотный рёв турбин «завалил» ему уши, вскоре Птаха стал напевать гораздо громче, нежели ему казалось.

      Пассажиры дремали, откинувшись в креслах или скрючившись в три погибели. И только один человек, монументально сидящий впереди, с трудом повернулся, колыхая упитанными щеками, и заворчал:

      – Рано пташечка запела!

      Скрипалёв поморщился, разглядывая сытую физиономию. «Ты гляди, как здорово на Лысака похож!» – подумал он, перебирая струны.

      – Давай потише! Ты не понял? – рассердился упитанный. – Я вас понял, товарищ Лысак.

      – Чего? Как ты сказал?

      – Я говорю, что мы не пили с вами на брудершафт, поэтому тыкать не надо. – Скрипалёв поправил непокорный чубчик под сурдинку продолжил старинный романс.

      В тёмно-серых глазах «Лысака» вспыхнуло что-то недоброе.

      – Не зуди под ухом! Дай поспать!

      – А почему бы эту мысль вам не высказать нормальным русским языком? – очень вежливо, даже ласково поинтересовался Птаха. – Зачем же сразу выставлять дистанцию огромного размера?

      – Хватит, было сказано! – «Лысак» зверовато ощерился. – Надоела твоя бренчалка!

      Скрипалёва всегда изумляло вот это: как далеко улыбка людей, но как близко зубы, готовые кусать.

      Продолжая брать негромкие аккорды, он посоветовал:

      – Кому не нравится, тот может выйти.

      – Ты дождешься! Я тебя точно высажу. Без парашюта.

      – Ну, это как получится, товарищ Лысак.

      Отвернувшись к иллюминатору, Пашка опять стал потихоньку струны щекотать.

      – Молодой человек! – Теперь возмутилась дородная женщина сбоку. – Ну, что вы, в самом деле? Хватит безобразничать! Трынь да брынь! Сколько можно?

      Лицо у Скрипалёва изумлённо вытянулось.

      – Да вы что? Офонарели? Я же романсы пою, а не строгаю уши матерком! – Он поднялся и неожиданно крикнул: – Эй, командир, открой ворота, мне нужно выйти! Мне тут кое с кем не по пути!

      Хмуробровый «Лысак» настроился по-боевому. Отстегнув ремень безопасности, он заворочался,