Святая Грусть. Николай Гайдук

человеческие в ступе натолкеть, натолкеть, насушит, с табаком перемешает…

      У бабы от страха глаза – в пол-лица.

      – Ой? – перекрестилась. – Брешешь?

      Горилампушка протолкнулся в первые ряды. Ладонью отломив от глаз утренние лучи, разглядывал гостя. Сухо сплюнул, отходя.

      – Одно слово – заморыш. Сам чуть больше топора.

      Права была бабка Смотрилиха. Только зря карасин перевел на маяке. Знал бы, дак не светил…

      Три косолапеньких пигмея, похожие на постаревших детей, вызывали в народе жалость. Седые волосы пигмеев никак не подходили к мальчишескому росту. Уродливо-миниатюрные лица, помятые морщинами, казались шутовскими масками.

      – А это что за огрызки?

      Оруженосцы. Видишь, бандуру несут.

      Это не бандура, а скорей бандурак. Ишь, какой дорогущий футляр.

      – У него серебряный струмент, я слышал. Один раз наточит – на сто лет хватает головы крушить.

      А девки-то, девки-то наши, гляди, вот лахудры. Бегут к нему с цветочками!

      Заморский гость. Какой ни есть, а надо встретить, как жениха.

      – Ага, выйди замуж за такого, будешь суп варить из топора да из человеческого мяса.

      По дороге, ведущей к причалу, закопытила тройка. Пыль поднялась.

      – Карета едет!

      Ох ты, царский кучер – Фалалейка.

      Значит, будут казнить?

      А ты думал, помилуют? Нет, брат, напакостил, наразбойничал – ступай на плаху, палач тебя погладит по башке топором.

      Значит, сказка это – про доброго царя?

      Ты не путай, где добрый, где добренький. Правильно делает царь, чтоб другим неповадно. Пожалей одного да второго… на шею сядут, станут погонять.

      Что-то здесь нечисто, мужики. Боярин этот… Серьгагуля Чернолис. А в темнице – его дружок, атаманец.

      Атаманцу этому царь, говорят, ноги моет.

      Сам чёрт не разберет их! Айда, мужики, дело делать. Солнце вон уже где, а мы всё толчемся у берега.

      Царская карета, сработанная специально для праздничного выезда, поразила палача: обтянутая бархатом; на крыше сияет пятиглавие из чистого золота; кучер Фалалейка «бархатный» и почти вся упряжь на конях – бархат, серебро и драгоценные увесистые камни.

      Топтар Обездаглаевич остановился пред каретой. Сапоги старательно стал вытирать о цветистый ковер.

      Садясь в карету, палач ослепительно сверкнул плешиной. Издалека показалось, будто на плечах топор огнём горит.

      Глава восемнадцатая. Колокола никогда не картавят

1

      Топтар Обездаглаевич-Ибн-Обуглы на далёкую святогрустную землю отплыл с потаённым заданием. «Секир башка царю!» – вот какой у него был приказ.

      Кроме того, в каюте палача стояла железная клетка с крылатым «чёртом»; в клетке терпеливо томился здоровенный чёрный ворон – Черноворец. Был он не простою птицей. Сам чёрт, наверное, ходил в родителях этого хищного злобного Черноворца.

      Когда в море-океане шторм закончился, Топтар Обездаглаевич клетку распахнул, и Черноворец полетел в сторону