Эрон. Анатолий Королев

пощечину, она еще стала первой девушкой, которая сейчас его – его! – бросает. Откуда в этой золушке с траурными глазами неудачи столько победительной силы?

      Она же думала о том, почему мужчина все выводит из головы, сначала решает, что женщина подходит для чувства, а уже приняв решение, тратит свои эмоции… Но чувство из расчета – падаль среди страстей живых.

      Глава 3

      ТИГРОВЫЕ ГЛАЗА РИМСКОЙ ВОЛЧИЦЫ

      1. Укрощение строптивой

      «Только насилие над другим позволяет человеку стать тем, что он есть на самом деле, только власть! и всласть! Какой бы гадкой и ужасной ни была твоя честная подлинность, ты должен следовать ей во что бы то ни стало…» – примерно так думал о себе – во втором лице – один молодой человек по имени Филипп, бросая гальку в свою голую подружку. «Больно, гад!» Морская купальщица Верочка Волкова старалась заплыть подальше от берега. Филипп еще зимой сошелся с ней втайне от всей компании. Почему втайне? Тайна делала его уязвимым, даже смешным, потому что Вера воспользовалась такой игрой в прятки. И сейчас он должен был унизительно сносить ее капризы, насмешки и мелкие унижения.

      Плюх!

      Эти плюхи звучат на краю поющей мембраны давно забытого времени. Речь, скажем, идет о волнах-шлепках, всплесках и пене одна тысяча девятьсот утонувшего семьдесят третьего года.

      Одинокой купальщицы нет почти два часа, в отличие от Филиппа она дивно плавает – может дремать в росчерках бриза.

      Гневно поджидая на берегу, тот пытался понять: почему даже любовь – а Верка была, несомненно, увлечена им – никак не увеличивает его власть над нею? Наоборот, рабствует он сам. Как так? Почему? Неужели зло – удел избранных?

      Она звала ехать в цивильное местечко, ну хотя бы под Сочи, где можно было жить в интуристовском отеле, загорать на закрытом пляже, пользоваться сносным сервисом, хуже, конечно, чем в ее Порт-оф-Спейне; но, мысленно возражал Филипп, в Сочи были сотни ненужных глаз. Кроме того, туда же собирались Пруссаков с Лилит и Клим Росциус с Карабаном; кроме того, желание Веры отдыхать по-светски, среди асфальта, в солнечных очках под тентом, было, на его взгляд, слишком старческим и буржуазным; и он повез ее в глушь Ленкорани, на берег Каспия, где был однажды с отцом: в охотничий домик, запретный для посторонних, куда осенью прилетали столичные любители охоты на кабанов, а в Новый год – охотники бить птицу. «Домик» был неким подобием гостиницы на 18 номеров, обшитых дубом, с каминами, бильярдом, кинозалом с импортной установкой, видеосалоном, на первом этаже – сауна с бассейном, пальмы в кадках, мраморный пол с подогревом, а еще гараж и даже псарня. Сейчас – в бессезонье – особняк был почти пуст, если не считать одинокого генерала в комнате на втором этаже. Генерал весьма бесцеремонно отнесся к Вере и даже сумел разок хлопнуть ее по заднице. Мало ему горничных! И та стерпела. Филипп холодно торжествовал, дочь разжалованного в мелкие послы крупного аппаратчика должна была еще раз оценить возможности Билунова. Тем приятнее будет лишить ее всего этого и послать к черту, а о том, что укрощением строптивой будет именно изгнание из рая, он решил еще в Москве. Ее волевые замашки становились невыносимы… Между тем их окружало