Эрон. Анатолий Королев

И Ева с отвращением отдернула ладонь. Побиск попытался ударить Филиппа, но Вадик Карабан опередил его замах и, уверенным приемом карате вывернув руку, согнул беднягу Побиска в три погибели, ударив коленом прямо в лицо. Ева, плача, колотила Карабана по спине кулаками: «Оставьте его! Оставьте!» Женоподобный Ардачев покатывался со смеху, Пруссаков в приступе растерянной злости стоял у окна, демонстративно повернувшись спиной к общей низости, только гурман Росциус сохранял невозмутимость и продолжал вертеть у пивных губ раковую шейку, высасывая белую мясную начинку. Если бы не Лилит, неизвестно, чем бы все кончилось: она властно выдрала Побиска из клещей Карабана, и Ева увела бедолагу на кухню отмывать физию.

      На кухне гость домработницы был в безопасности: принцы крови сюда не знали дороги.

      Возвращась в гостиную, Лилит почувствовала вдруг, что рука ее докрасна раскалилась, опять! Желая усмирить ярость, Лилит вцепилась в горло напольной вазы из меди и стиснула металл с такой силой, что горло смялось и надломилось увядшим бутоном нарцисса.

      – Гад, гад, – хрипел над раковиной Побиск, смывая с лица лохмотья из крема и соленую кровь из расквашенных губ, и незаметные слезы. Никто не спросил его имя.

      Оба плакали от пережитого унижения.

      Тут на кухне возник Карабан с небольшим черным пистолетом в руках. Вытянув руку, он прицелился в пах. Ева и Побиск окаменели.

      – Эй, крейзовый, – сказал Карабан, – имей в виду, я на службе и имею полное право прострелить тебе яйца за попытку теракта против сына кандидата в Политбюро. И нам ничего не будет. Ясно? Забирай, босяк, свой бэк и слезай с баяна, мать твою, кочумай, кочумай по дороге на хум.

      Баян – шприц.

      Дорога – следы на вене от постоянных уколов. Слезай – перестань колоться.

      Бэк – задница.

      – Не бери на понт, – попытался спасти лицо Побиск.

      Ева сразу поверила, что это не розыгрыш, – выстрелит. Карабан был смертельно спокоен. Она молча повлекла Побиска за дверь черного хода на лестницу, куда Карабан уже выкинул авшаровские ботинки. Спустились на лифте вниз. Дождь все еще лил. Во дворе парочку вдруг догнала сумасшедшая Верочка Волкова: «Ну их в жопу! Епанных буржуа!» И уже втроем укатили в мужское общежитие трамвайного депо к Побиску, где купили за десятку две поллитры у вахтера и пили до утра в красном уголке с портретами членов Политбюро. В комнате Побиска сосед, слесарь-ремонтник, трахался с подружкой, между прочим, сержантом милиции, и Ева всю ночь просидела, накинув на плечи ее мундир с погончиками на три лычки. Еву знобило от тоски, даже мерзкая водка не смогла вполне опьянить.

      Как там Розетта?

      Под утро, когда вернулась в квартиру старухи, Ева уже твердо решила: приедет бабулька из санатория, ухожу.

      Ключи у нее были с собой, но заходить без звонка теперь было бестактно. Она нажала кнопку звонка, раз, другой… прошло полчаса, прежде чем открыл сонный Илья. В ответ на ее полупьяные