Эрон. Анатолий Королев

не обиделась. Она не считала их отношения «личными». Но, возвращаясь в Москву, Ева впервые со страхом подумала о том, что скоро лишится всей новизны. Лишится, как только сбросит ненавистную оболочку домработницы. У, проклятые деньги! Как классно пели о злых чарах золота Лайза Минелли и женовидный певун с пунцовыми яблочными щеками и крашеными ресницами из нейлона, бесподобный танцор Джон Грей… Но вот новая полночь. Магда, Лилит, Верочка Волкова, Илья, Клим Росциус, Виталик Ардачев и бессменный наган Карабан собрались за овальным столом в гостиной старухи, и они с Филиппом как чужие. Что все это значит?

      До возвращения карги Пруссаковой с курорта оставалась неделя, надвигался конец июля, Филипп собирался на море, разумеется, без нее. Еве пора было что-то делать с вузом, куда-то поступать и вообще что-то решать.

      – Почему вы скрываете наши отношения? – спросила она.

      – Я тоже думал об этом. Мне противно, что они будут об этом знать. Только не считай, что я стесняюсь показываться с тобой при всех. Это не так. Я циник в вопросах публичной морали. Никто из наших не бывал у нас дома. Имей в виду. А ты – была.

      – Была? Почти тайком. Мы из кинозала и носа не высунули.

      – Я познакомил тебя с сестрой. Этого достаточно. Она красноречиво описала матушке и отцу, как ты пустила слезу в финале. И вообще прошлась по нашему поводу.

      – Я ей не понравилась?

      – Не знаю. Ей не понравился я в роли хозяина. Она тоже возмутилась, что я никому не показал тебя: так не обращаются с женщиной. Ее слова.

      – Вот как? – Ева потеряла нить разговора.

      Любое углубление человеческих отношений ставило Еву в тупик, ей требовалось обдумать услышанное.

      В жарком небе 1973 года легкие июльские тучки. Аллея Репинского сквера в пятнах тенистого солнца. На лице Филиппа зеленая сень света, процеженного сквозь листья. Он решил летом не бриться, и щетина превратила Адониса с виноградными зелеными глазами и вишневым ртом сластолюбца в сатира, не хватало только черных костяных рожек в мягких кудрях.

      – Если вы презираете всех, – Ева отвела взгляд в сторону в поисках чего-нибудь холодного, стального, жестокого, – к чему такая фальшивая дружба?

      И спохватилась.

      – Я не про себя, а про вашу команду.

      – Я учусь заставлять людей делать то, что считаю нужным для их же блага. Я подчинил семерых своим принципам и вижу, что они стали лучше. И даже стали моими друзьями.

      – Вот как? – опять растерялась Ева, не очень понимая его слова. Ладно, запомню, потом обдумаю.

      – Но это же подло? Ты это хочешь сказать?

      – Нет. Так им и надо! Они сами хотят подчиняться и смотрят вам в рот.

      – Не думай, что жить по злу – это легко.

      – Не думаю. Но зачем вам надо подчинять дурачков?

      – Я хочу сделать политическую карьеру, и мне нужно учиться манипулировать людьми. Именно манипулировать. Я не стесняюсь этого подлого слова. Наша семерка – мой первый