Хочу отдохнуть от сатиры…. Саша Чёрный

солнцу бок и спину.

      Принимаю вспыхнувшей душой

      Даже эту дикую картину.

      Мы наги, как дети-дикари,

      Дикари, но в самом лучшем смысле.

      Подымайся, солнце, и гори,

      Растопляй кочующие мысли!

      По морскому хрену, возле глаз,

      Лезет желтенькая божия коровка.

      Наблюдаю трудный перелаз

      И невольно восхищаюсь: ловко!

      В небе тают белые клочки.

      Покраснела грудь от ласки солнца.

      Голый доктор смотрит сквозь очки.

      И в очках смеются два червонца.

      – Доктор, друг! А не забросить нам

      И белье, и платье в сине море?

      Будем спины подставлять лучам

      И дремать, как галки на заборе…

      Доктор, друг… мне кажется, что я

      Никогда не нашивал одежды!

      Но коварный доктор – о змея —

      Разбивает все мои надежды:

      – Фантазер! Уже в закатный час

      Будет холодно, и ветрено, и сыро.

      И при том фигуришки у нас:

      Вы – комар, а я – бочонок жира.

      Но всего важнее, мой поэт,

      Что меня и вас посадят в каталажку.

      Я кивнул задумчиво в ответ

      И пошел напяливать рубашку.

1909

      Экзамен

      Из всех билетов вызубрив четыре,

      Со скомканной программою в руке,

      Неся в душе раскаяния гири,

      Я мрачно шел с учебником к реке.

      Там у реки блондинка гимназистка

      Мои билеты выслушать должна.

      Ах, провалюсь! Ах, будет злая чистка!

      Но ведь отчасти и ее вина…

      Зачем о ней я должен думать вечно?

      Зачем она близка мне каждый миг?

      Ведь это, наконец, бесчеловечно!

      Конечно, мне не до проклятых книг.

      Ей хорошо: по всем – двенадцать баллов,

      А у меня лишь по закону пять.

      Ах, только гимназистки без скандалов

      Любовь с наукой могут совмещать!

      Пришел. Навстречу грозный голос Любы:

      «Когда Лойола орден основал?»

      А я в ответ ее жестоко в губы,

      Жестоко в губы вдруг поцеловал.

      «Не сметь! Нахал! Что сделал для науки

      Декарт, Бэкон, Паскаль и Галилей?»

      А я в ответ ее смешные руки

      Расцеловал от пальцев до локтей.

      «Кого освободил Пипин Короткий?

      Ну, что ж? Молчишь! Не знаешь ни аза?»

      А я в ответ почтительно и кротко

      Поцеловал лучистые глаза.

      Так два часа экзамен продолжался.

      Я получил ужаснейший разнос!

      Но, расставаясь с ней, не удержался

      И вновь поцеловал ее взасос.

      …

      Я на экзамене дрожал, как в лихорадке,

      И вытащил… второй билет! Спасен!

      Как я рубил! Спокойно, четко, гладко…

      Иван Кузьмич был страшно поражен.

      Бегом с истории, ликующий и чванный,

      Летел мою любовь благодарить…

      В душе горел восторг благоуханный.

      Могу ли я экзамены хулить?

1910

      Из цикла «Бурьян»

      Комнатная