Дикие карты. Джордж Мартин

но одна из ветвей вцепилась ему в плечо. Хватка оказалась очень слабой, и, сделав несколько шагов, он оказался вне пределов его досягаемости.

      Паренек всхлипнул. Казалось, что до угла еще много миль, а ведь потом надо пройти целый квартал…

      Теперь его одолевали длинные приступы зевоты, а изменившийся мир потерял способность его удивлять. Какой-то человек летит по небу сам по себе – ну и что? Или справа, в канаве, лужа с лицом человека? Еще трупы… Перевернутая машина… Кучки пепла… Оборванные телефонные провода…

      Он дотащился до угла, прислонился к фонарному столбу, затем медленно сполз на землю.

      Так хотелось закрыть глаза. Но это же глупо. Вон там его дом. Еще совсем чуть-чуть – и можно будет лечь спать в собственной постели.

      Кройд обхватил столб и с трудом поднялся. Еще перекресток…

      Наконец ему удалось добраться до своего квартала. Перед глазами все плыло. Чуть-чуть дальше. Уже видна их дверь…

      Он услышал скрип открывающегося окна, услышал, как кто-то сверху позвал его по имени. Поднял взгляд. Эллен, маленькая соседская девочка, смотрела на него сверху.

      – Мне очень жаль, что твой папа умер.

      Кренсон хотел заплакать, но не смог, все силы отнимала зевота. Он прислонился к двери и нажал на кнопку звонка. Карман с лежащим в нем ключом казался таким далеким…

      Когда его брат Карл открыл дверь, мальчик упал на пороге и не смог подняться.

      – Я так устал.

      II. Убийца в глубине сновидений

      Детство Кройда испарилось, пока он спал, в тот первый День дикой карты. Прошло почти четыре недели, прежде чем он проснулся, изменившись, как и весь окружающий мир. Дело было не только в том, что он стал выше на полфута, сильнее, чем мог себе вообразить, и весь покрыт тонкой красной шерстью. Кройд быстро обнаружил, разглядывая себя в зеркало в ванной, что его шерсть обладает странными свойствами. Преисполнившись отвращения к своей внешности, он пожелал, чтобы шерсть стала хотя бы не красной. И она немедленно начала бледнеть, пока не изменила цвет на светло-русый, а Кройд при этом ощутил почти приятную щекотку по всему телу. Заинтересовавшись, он захотел, чтобы шерсть стала зеленой, и она позеленела. Щекотка, прокатившаяся по телу, на этот раз больше напоминала волну дрожи. Мальчик пожелал стать черным – и почернел. Затем шерсть снова, подчиняясь его желанию, начала светлеть – и вот он уже белый как мел. Еще светлее… Есть ли предел?

      Кренсон начал исчезать. Теперь сквозь слабые очертания своего тела ему было видно в зеркале облицованную плиткой стену. Еще светлее…

      Исчез.

      Он поднес руку к лицу и ничего не увидел. Взял свою мочалку и прижал к груди. Она тоже стала прозрачной, исчезла, хотя он чувствовал ее влажное прикосновение.

      Кройд вновь сделал себя альбиносом, потом втиснулся в некогда самые свободные из своих джинсов – штаны едва доходили ему до щиколоток – и надел просторную зеленую фланелевую рубашку, которую не смог застегнуть. Босиком он тихо прошлепал вниз по лестнице и отправился на кухню – ему