Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея. Елена Александровна Асеева

вверх правую руку, приложила ее длань к груди и тем поприветствовала чудную птицу, ростом как оказалось не больно с ней разнящуюся.

      – Здравия и тебя девонька, и твоему братцу, и всем путникам оные прибыли с вами, – ответствовал дивный птах и надо же легошенько качнул головой, вроде кланяясь златым коротким хохолком. И вслед того говора на землицу из его клюва ссыпалась капель переливающихся искорок, не то, чтобы утонувших в зелени мхов, а лишь зацепившихся за их малые отростки и чуточку качнувшихся на сих кончиках.

      – Зовут-величают меня Жар-птица, – ответила птица, продолжая дотоль начатую реченьку, и ступила вперед ближе к ребятушкам. – И прилетела я к вам, Алёнка да Орей, сестрица да братец, в помощь неспроста. Понеже рождена я была в тот срок, кады вы оба избрали эвонту стежку, абы являюсь воплощением великого бога, ноне упрятанного лютым Скипер-зверем, як и ваши сродники. И мое явление-рождение, знак судьбы, послание славянскому роду… О том, что прошли тяжкие времена и наступают инаковые… – Жар-птица стихла всего-навсего на малость, судя по всему, чтобы качнуть своей дивной головой да уже в следующее мгновение продолжила, – прилетела я из далекой Синей Сварги, иде, и, была рождена в привольности голубых небес. Прилетела к вам на выручку, ибо с энтого сига наши уделы связаны… Мой, бога, Алёнки и Орея! Ужоль, тык вот чудно сплела Макошь судьбу. Связав в единый, златой узелок, мой удел и ваш.

      – А нашто богиня тык сплела наши судьбы? – задумчиво вопросил мальчик и легошенько отодвинул от себя Копшу, каковой только поднявшись на ноги, принялся жаться к деткам и единожды часто-часто покачивать головой, словно желая сбросить с нее колпак.

      – Подь, подь сюдытка, Кринка! – наконец пояснил пошатывание собственной головы дух сберегающий клады, и, развернувшись, сердито глянул на застывший обок колтков кувшинчик. И посудинка срыву сорвавшись с места, побежала к Копше, торопливо переставляя свои утиные лапки и раскачивая тулово туда-сюда. Уже вельми скоро преодолев пролегший промежуток и замерев подле духа, кринка с тем пошатыванием, вроде вытрясла из себя маханький клубочек, который выскочив из горловины, притулившись сверху на мхи, мигнул огнистыми зернятки, особлива переливающихся в лучах сияющего оперенья дивного птаха.

      – Богиня Макошь, Великая Ткачиха, держит в своих руках полотно Мира. Витиеватые на нем узоры, усе из волоконцев судеб людских и богов собранные, – протянула Жар-птица, последние звуки молвленного и вовсе пропев. И тому говорковому пению вторил нежный свирельный свист, а из приоткрытого клюва дивного птаха вниз, в зеленые мхи, посыпались крупные перламутровые камушки.

      – Ужотко женчюг! – прервал, громким окриком пение Жар-птицы, Копша, и взбудоражено всплеснул своими руками, да затопал ноженьками на месте, став схожим с курицей готовой снести яичко. – Сие женчюг, женчюг! Таковой зрети в ракушке в море-окияне. Вельми расчудовый камык, – дополнил все также радостно дух сберегающий