Патриот. Дмитрий Ахметшин

бывай, товарищ Мао, – хлопает Джина по плечу и вперевалочку идёт к стойке. Столы дрожат на своих тонких, как у оленят, ножках и шарахаются в разные стороны.

      – Наверное, хороший он человек, – одобрительно ворчит. – Кланяется, понимаешь… Джеки Чана, прикинь, знает. Мой любимый актёр…

      К семи часам начинают подтягиваться первые посетители.

      Зал небольшой, весь насквозь стеклянный, будто аквариум. Свет такой, будто вокруг всё и впрямь заполнено водой, движения медлительны и размыты. С десяток столиков, длинная и слегка изогнутая барная стойка похожа на плавник акулы. За спиной – батареи бутылок на трёх уступах, этикетки подсвечены белым светом, настолько холодным, что из него можно наколоть льда.

      Просят сделать маргариту. По тому, что заказывает человек, можно понять… да можно понять, в принципе, всё. Компания девушек берёт воздушные коктейли с дольками апельсина. Одинокая дама в красном берёт морс, в высоком запотевшем стакане он возвышается перед ней, словно столбик термометра. Отражается в глазах струйками ртути.

      Дама неприязненно и придирчиво косится на своё отражение в бутылках, на поверхности под локтями. Оглядывается и видит ещё с десяток своих отражений. Всё здесь создано для того, чтобы отражать свет.

      Ислам ощущает на себе пытливый взгляд.

      – Скажите…

      – Да? – он наклоняется через стойку. – Огоньку?

      В руках у неё незажжённая сигарета.

      – Нет-нет. Ещё рано. Я пока не хочу.

      Ей тридцать. Можно было бы назвать красивой, если бы не ледяное выражение на лице. А так – просто эффектная. Даже чересчур эффектная. Таким вслед мужчины оборачиваются, но ни одному не хватает смелости подойти и познакомиться.

      Ислам ждёт. А она словно и не собирается ничего говорить. Вращает бокал, оставляя на стенках следы от пальцев.

      Справа просят пива, и Ислам исполняет заказ, стараясь не удаляться далеко от незнакомки. Погружена в свои мысли – и столбик термометра в глазах растёт. Вернее падает, потому как лицо становится всё холоднее и холоднее, удаляясь от мира. Того и гляди, на ресницах появится иней.

      – Скажите, – вдруг повторяет она, и взгляд возвращается на него. – Вы, должно быть, не местный?

      – Не местный, – соглашается Ислам. – Из Уфы.

      – Должно быть, учитесь в университете?

      Скучает. Бокал вертится в руках, и красные блики водят вокруг хороводы. Кого-то ждёт. Или не ждёт – чёрт её разберёт на самом деле. Ногти у неё тоже красные – краска на самых кончиках облупилась и выглядит неряшливо.

      Ислам не успел ответить. Она уже задаёт другой вопрос:

      – Хорошо у вас там? В Уфе.

      – Ну, – уклончиво отвечает Ислам. – Есть неплохие бары.

      Нет, не улыбается. Да и слишком слабый это таран, чтобы разбить намёрзший лёд. Ислам думает, интересно, когда она в последний раз танцевала? Наверно, в детстве. Или в институте, на выпускном вечере. Такие женщины не танцуют. В кафе и барах, в клубах они обычно сидят, закинув ногу за ногу, окутанные сигаретным дымом.

      – И что, – спрашивает, – самолёты туда