Под чужим знаменем. Игорь Болгарин

винтовку. Другую схватил Сиротин. В несколько прыжков они достигли тачанки. Полковник столкнул с сиденья щуплого ездового, однако тот с неожиданным упорством и силой стал остервенело цепляться за вожжи. Кольцов с налета ударил его рукоятью маузера по голове, и тот, отпустив вожжи, свалился с тачанки.

      Ротмистр Волин и поручик Дудицкий поспешили вслед за ними, еще толком не успев понять, что же случилось. Времени на размышления не было.

      Полковник разобрал вожжи, взмахнул ими, и кони с места рванули вскачь.

      – Все? – обернулся полковник.

      – Ростовцев! Капитан! – закричал Дудицкий.

      И, словно услышав этот крик, капитан выскочил из хаты, неся ящик. Тяжело дыша, догнал тачанку.

      – Патроны! – сказал он и передал ящик Емельянову.

      – Садитесь! – крикнул Дудицкий, уступая капитану Ростовцеву место. – Садитесь же!

      Капитан занес было ногу, но вдруг словно обо что-то споткнулся. Тачанка снова понеслась по двору.

      – Ростовцев сел? – еще раз обернулся полковник и увидел, как капитан Ростовцев упал на колени, потом, словно подкошенный, медленно повалился в траву.

      А следом за тачанкой с гиканьем и суматошным гвалтом уже мчались верховые, на скаку срывая карабины с плеч. Беспорядочно засвистели пули.

      Кольцов схватился за пулемет, крикнул поручику Дудицкому:

      – Готовьте ленту!

      Ротмистр Волин нашарил под сиденьем тачанки пулеметные ленты.

      – Куда? – обернулся к Кольцову полковник Львов. – Кто знает куда?

      – Прямо! К мельнице, за ней лесок! – крикнул Кольцов, прикидывая, что в лесок ангеловцы, пожалуй, не пойдут. Да и скрыться там легче.

      Поднимая клубы рыжей пыли, тачанка пронеслась по околице хуторка, пугая людей, сидящих на завалинках, и сонных кур на заборе, затем лошади выскочили на бугор, к мельнице. Тачанка крутнулась на бугре, обливая преследователей градом свинца.

      Из дворов выскакивали все новые верховые, устремлялись в погоню. Но уже не было в них ни ярости, ни силы, редко кто вырывался вперед, потому что с тачанки бил не умолкая пулемет. К рукояткам припал Кольцов.

      – Экономьте патроны, капитан! – крикнул полковник не оборачиваясь.

      Скрылась вдали мельница, тачанка вскочила в лесок.

      Ангеловцы наддали и стали обходить слева и справа; все больше и больше смелея, иные уже запальчиво вынимали клинки. Вот они уже поравнялись с тачанкой. И тогда Кольцов снова нажал на гашетку – в седле, словно перерубленный пополам, переломился азартный ангеловец Павло, неосмотрительно вырвавшийся вперед; другие стали попридерживать разгоряченных коней.

      Преследователей становилось меньше. Но те, кто продолжал погоню, все приближались к тачанке. Впереди скакал Мирон, в руке его отливал вороненой сталью клинок. Азарт погони и злоба – все было сейчас на его искаженном, побитом оспой потном лице. Он что-то яростно кричал то ли от злобы, то ли подбадривая самого себя: после удара, нанесенного Емельяновым, у него сильно болела голова.

      Дорога