Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник). Дмитрий Гаврилов

Тут уж не встретишь частокола, в лучшем случае – плетень. Во дворах носится полуголая ребятня, слышатся женские крики, брань, смех. Здесь же гогочет, кудахчет и хрюкает домашняя живность.

      Горян резко свернул в сторону, заторопился. И в этот раз Добря не удержался от вопроса:

      – Что случилось?

      – Булгары.

      – И чего?

      – На том краю булгары живут. Нам туда соваться не стоит. А то мало ли.

      Булгар Добря помнил хорошо, особенно купеческого сословия. Те постоянно вертелись на пристани, лопотали между собой на незнакомом Добре языке. Он сперва даже думал, будто иначе и не умеют, ан нет… по-славянски тоже говорили, смешно коверкая слова.

      – Булгары полян недолюбливали, и русов невзлюбили, – начал объяснять Горян. – Мне батя рассказывал… Когда Осколод в Киев дружины привел, тут уже, окромя полян, как и ныне, уже и булгары, и хазары были. И как-то так повелось, что с хазарами договорились… ну там… значит… – Мальчик внезапно насупился, голос стал сердитым: – Недолюбливают, и все тут. Хотя чего им обижаться? Осколод ведь Диру ихнюю в жены взял!

      Добря остолбенел, ноги, казалось, вросли в землю.

      – Дира? Княгиня?

      – А ты не знал? Да не совсем она булгарка, мать ейная – полянская княгиня… Но так ведь не бывает, чтоб человек только наполовину человек. Так что булгарка. Отец-то ее – собственно Дир – знатным военачальником был, но все же не княжеского рода. Не то что Осколод.

      – Да так же не бывает… – ошеломленно выдохнул Добродей. – Я в Рюриковом городе знаешь сколько видел? Свеи наших девок в жены брали, и дети у них…

      Мальчишка запнулся. Ведь действительно… свеями таких называли. Он сам и называл.

      – Ага. – Горян будто читал по лицу, сам стоял довольный маленькой победой над приятелем. – Мне батя говорил, не может человек сразу двух народов быть.

      – Брехня, – пробормотал Добря и двинулся вперед, намеренный продолжить путь, хоть и не знал дороги. – Она нашего языка, то есть славянка она.

      Где-то в уголке души затаился страх: вот сейчас Горян развернется и уйдет. А после, при друзьях, выместит обиду кулаками или, ещё хуже, станет высмеивать и потешаться. Но признать, будто княгиня Дира – булгарка, чужая, Добродей не мог ну никак!

      В землях славян давно известно: всяк, кто принадлежит другому племени, не просто чужак – враг! А если присмотреться – и не человек вовсе. Вот и Рюриковых людей, даром что варяги – бодричи, да пришлые той же заморской руси, сперва боялись до одури. Особенно сторонились мурманов и свеев Олеговых. После, когда те поприжились, речь усвоили, все как бы наладилось, но северянок все равно считали самыми жуткими ведьмами.

      Славяне Киева – поляне – тоже чужаки, другое племя, но народ-то один! Значит, люди. И русы – люди. А вот булгары с хазарами – нелюди. С такими опасно знаться, но если по соседству живут, то не отвертишься.

      – Эй, Добря, ты куда рванул! Подожди!

      Голос товарища вырвал Добродея из мрачных рассуждений. Тот нагнал, пошел рядом как ни в чем не бывало.

      – Куда