Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник). Дмитрий Гаврилов

Как его взгляд метнулся к воротам, вмиг стал острее любого клинка, а рука взмыла к небу, указывая другим на близкую опасность. Не слышал грудной крик дружинника на воротах и скрип створок. Не видел вышедшего из ворот детину…

      – Кто это? – Она не говорила – пела.

      Страж замялся, шагнул вперед:

      – Мужичье.

      – Вижу, что мужичье.

      – Плотники будут. Словене с самого Ильменя, – поспешно объяснил дружинник. – От Рюрика бежали.

      Женщина скользнула взглядом по опешившим артельщикам, спросила:

      – К князю?

      Четверка артельщиков молчала, завороженно глядела на женщину. Даже Корсак утратил недавнюю злость, оробел, смущенно трогал перебитый нос. Наездница изогнула бровь, в глазах блеснуло озорство:

      – Я – княгиня Дира, жена Осколода. Князь будет рад узнать, как обстоят дела на окраинах киевских пределов, в Рюриковых землях. – Она кивнула охране: – Проводите. Мужа сама предупрежу.

      Тронула поводья, и красная лошадка, грациозно виляя задом, двинулась к воротам. Чернявый дружинник встрепенулся, растолкал артельщиков и бросился отворять. Второй страж врат, тот, что примчался на зов чернявого, уже тянул другую створку.

      За Дирой двинулась вереница охранников, а дружинник на чёрном коне придержал повод, пробасил:

      – Эй, вы, ильмерцы! За мной!

      Двор пересекли в полном молчании. Спешившись, дружинник обогнул широкое крыльцо, распахнул неприметную боковую дверцу. Запах жареного лука едва не сбил с ног. Дружинник закашлялся, потер глаза. Его голос прогремел, как громовой раскат:

      – Что за вонь?!

      Из глубины кухни выбежал тощий мужичок в светлой рубахе, покрытой пятнами жира, угодливо согнулся перед дружинником.

      – Почему дверь не откроете? И окна?!

      – Не велено, – пролепетал повар. – Князь нынче бояр принимает, а ветра почти нету, и, коли окна открываем, вся вонь наверх спешит.

      – Тьфу на тебя! – выпалил дружинник и смачно плюнул на пол.

      Мужичок попятился, на лице отразился ужас.

      – Что за народ? Что за народ? – рычал дружинник, морщил нос и утирал слезящиеся глаза.

      А Добре этот запах понравился. Живот тут же отозвался протяжным урчанием. Благо никто не услышал: в кухне шумно – котлы бурлят, шкварчит на сковородах сало, удары мясницкого топора громкие, как звук набатного колокола.

      Дружинник недовольно оглянулся на четверку артельщиков и мальца, протянул:

      – За мной. В малой палате обождете. Князь, слышали, с боярами совещается!

      Он важно поднял к небу палец, прицокнул языком.

      Добря покидал кухню с огромным сожалением, едва успевал сглатывать слюну. Народу тут много, все чем-то заняты. На миг представил, каков может быть княжеский ужин, если его готовит столько люда; глаза загорелись голодом и жаждой.

      По скрипучей лесенке поднялись наверх. Комната оказалась крохотной, с низким потолком. Корсаку и Вячу пришлось пригнуться. Оба заметно присмирели, а двое