Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник). Дмитрий Гаврилов

взгляда от лодий не мог ну никак.

      – Эй! Соколик! – проскрипело над ухом. Добродей не сразу понял, что обращаются к нему. – Ты чего же посередь дороги встал?

      Мальчик огляделся, но дороги так и не увидел. И только после этого обратил взгляд на старушку, которая стояла рядом.

      Женщина выглядела странно, даже слишком. Одежда приличная, получше Добродеевой будет. А из-под платка выбивается нечесаная прядь серых волос, в глубоких морщинах следы застарелой грязи, один глаз сплошь белый, второй косит. Старушка опиралась не на клюку, а на простую кривую палку, с которой только кору ободрали.

      – Да я… – начал было Добря.

      – Ждешь кого? – проскрипела старуха.

      – Так это… Лодочника.

      – А… Знаю-знаю этого Лодочника. Что обещал?

      – На лодью посадить… – развел руками мальчик. – До Киева.

      Судя по виду старухи, она действительно могла знать Лодочника. Ведь оба одноглазые.

      – У… Киев… Киев – город хороший. А что тебе там нужно?

      – К князю иду, за ба… артельщиками нашими.

      – А почему один?

      Добродей потупился, на глаза опять навернулись слезы.

      – Сирота? – догадалась старушка.

      Мальчик не ответил. Пусть батя погиб, но мамка-то жива! Хотя так далеко, что и впрямь сиротой зваться можно.

      – Я этого Лодочника хорошо знаю, – повторила старушка. – Его тут все знают. А дружина князя Вельмуда – особенно. С самой весны поджидают. А к осени, как видишь, и дождались.

      – Чего-чего?

      – А ничего. Вор он. Разбойник и душегуб.

      – Как?.. – выдохнул Добря ошеломленно.

      – А вот так. Детишек в Русу привозит и тайно на чужеземные лодьи отдает, за награду.

      Рот старушки искривился, лицо стало до того страдальческим, что Добродей сам едва не расплакался.

      – Этой весной о том и прознали. А князь Вельмуд велел изловить и в колодки обрядить. Так что… не вернется твой Лодочник.

      Сердце трепыхнулось испуганно, зубы и колени свело страхом, но Добря все-таки нашёл в себе силы возразить:

      – Не может такого быть. Он за всю дорогу, от самого Ильменя, меня и взглядом не обидел! А сейчас по делам пошел…

      – Ага, в корчму, где корабельщики иноземные пируют. Они всегда в одной и той же корчме останавливаются. Не веришь – не верь. Ждать хочешь? Жди, – проскрежетала старуха и, состроив грустное лицо, засеменила прочь.

      Новость подкосила Добродея, земля под ногами покачнулась.

      – И что же теперь? – вскрикнул он.

      Старуха, несмотря на явную подглуховатость, расслышала и обернулась:

      – Да ниче. В Русе останешься. Авось кто из наших и приютит сироту.

      – Мне нельзя, – спешно отозвался Добря. – Мне в Русе ни к чему! Мне в Киев надо!

      – Ну, так попробуй к купцам обратиться. Правда, до Киева только одна лодья идти намеревалась. Путь-то непростой. Сперва по реке, после волоком. Долго. Потом опять реками, а у Днепра берега узкие… Зато язык до него точно доведет.

      – Что за