Однополчане. Спасти рядового Краюхина. Валерий Большаков

этих и готовься. Вот что, Александр Алексеевич, попробуем-ка мы объегорить немцев – перейдем Остёр у шоссе. Знаю, что у тебя мало людей, да что ж делать-то… Война! Сделаем так – пускай 149-я выступает потихоньку, а твои прикроют отход. Гаубичный полк тоже отведем, и артиллеристы прикроют вас.

      – Все понял, Владимир Яковлевич, – серьезно сказал Вольхин. – Сделаем.

      – Ну, давай…

      Дрёмов поманил Марлена к себе, замечая у того «шмайссер».

      – Трофей?

      – Ага! Добыли в Старинке.

      – Молодцы. Звать как?

      – Марлен Исаев!

      – Виктор Тимофеев!

      Комполка кивнул. Похоже, что он просто отдыхал, пока вел беседу с бойцами.

      – Служить будете в 1-м батальоне старшего лейтенанта Агафонова, во взводе младшего лейтенанта Лапина. Якушев! Ты к своим?

      – Да, товарищ командир! – откликнулся кряжистый красноармеец. – Приказано патроны доставить.

      – Вот тебе в подмогу, будут в вашем взводе.

      Якушев глянул на «мажоров» и махнул рукой.

      – Пошли!

      Подхватив два ящика патронов, трое рядовых направились к окопам. Под защитой холма они поспешали в полный рост, затем, сильно пригнувшись, а потом и вовсе ползком, не поднимая головы – пули так и свистели.

      Марлен полз по траве, присматривая за Витькой, и мало о чем думал. Трудное это дело – думать, когда пластаешься по горячей земле, в тебя стреляют, а ты еще тяжелый ящик пихаешь перед собой.

      Неожиданно оказавшись рядом с залегшим Якушевым, Исаев спросил:

      – Слушай, а какое сегодня число?

      – Забыл, что ли? – хмыкнул визави.

      – Запутался! – честно признался Марлен. – Пока от Смоленска шли, все в голове перемешалось.

      – А, ну да. За неделю-то! Четвертое с утра.

      Марлен обернулся, ловя взгляд расширенных глаз Тимофеева. Опять время шутить вздумало? Нет, это, конечно, хорошо, что август на дворе, а не октябрь. Тепло по крайней мере. Жарко даже.

      И ничего непонятно…

      – За мной! – скомандовал Якушев.

      Согнувшись в три погибели, все трое кинулись по промоине, обегая позицию 45-миллиметровых пушек, и спустились в траншею.

      Навстречу им, пригибая голову и придерживая рукой пилотку, двигался младлей, о чем свидетельствовал один «кубарь» в петлицах.

      – Притащили? Норма-ально! А это кто?

      – Товарищ подполковник к нам направил.

      – Норма-ально! «МП-40»? Ладно, держи при себе. Марьин! Выдашь новеньким по карабину!

      – Есть!

      – И лопатки! Углубляться надо. Закапываемся, мужики, закапываемся!

      – Во-оздух!

      – А-а, едрить твою налево! «Лаптежники»!

      В небе нарисовались немецкие самолеты с какими-то кривыми крыльями, не доломленными будто, а шасси у них не убиралось вовсе, зато на колесах висели смешные обтекатели, и впрямь чем-то на лапти похожие. Или на галоши.

      «Юнкерсы-87» стали по очереди заваливаться на крыло и понеслись к земле, пикируя. Чем ниже они спускались, тем пронзительней, надрывней звучали сирены, выматывая душу.

      Лишь