Она доведена до отчаяния. Уолли Лэмб

пойдет в счет уплаты! Глаза бы мои его не видели. Ко вторнику будет готов! Я это уже говорила? Я заставила их скостить сто семьдесят пять долларов – сама, лично торговалась!

      – Тебя взяли на работу? – спросила я.

      – Я туда не ходила. Кому захочется работать на каких-то клопоморов? Ох, ну и денек у меня сегодня! Смотрите!

      Она сдернула вязаную шапочку. Ее волосы были платиновыми.

      – Что скажешь? – спросила она, повертев головой.

      – Это парик?

      – Нет, это я!

      В дверях появилась бабушка.

      – Ну? – сказала мать с нервным смехом. – Кто-нибудь, скажите что-нибудь!

      Бабушка покачала головой и обратилась не к матери, а ко мне:

      – Помяни мое слово, в следующий раз она пойдет напротив и сделает татуировку у этой самой.

      Ресепшен «Империи павлиньих тату» представлял собой ряд кухонных стульев, стоячих пепельниц и грязных журнальчиков. Татуировку можно было выбрать из толстой папки на кольцах с ламинированными иллюстрациями.

      – Они обе чокнутые, – говорила я Роберте, поглядывая через витрину убедиться, что бабке меня не видно. – И мать, и бабушка, каждая по-своему.

      Между нами висел занавес из бусин, за которым Роберта делала татуировку какому-то мужчине.

      – Привыкай, дорогая, – усмехнулась она. – Весь мир сошел с ума. Верно, Леон?

      – В точку, Роби, – отозвался клиент.

      Я вздохнула, куря и листая журналы с закручивавшимися углами. В старом «Коронете» дочь Ланы Тернер давала интервью из тюрьмы о том, почему она заколола мускулистого бойфренда матери. Рядом были фотографии жертвы, Джонни Стомпанато, и особняка Ланы со стрелкой к окну спальни, где произошло убийство. Дочь Ланы в мешковатой тюремной робе сняли крупным планом. Ее странное, напряженное лицо напомнило мне наши с Джанет физиономии, когда однажды мы натянули на головы старые нейлоновые чулки ее мамы. Может, сумасшествие наследуется, как карие глаза и вьющиеся волосы, подумала я. Может, ты просто сходишь с ума и совершаешь подобные поступки, когда твоя мать разводится и обзаводится новым бойфрендом.

      Роберта раздвинула занавес из бусин для Леона и напомнила ему протирать свежую татуировку спиртом. Неделю назад я видела, как ему на плече набивают шмеля: если клиент не возражал, Роберта разрешала мне смотреть, как наносятся татуировки (но только выше пояса). Я могла заставить себя взглянуть на иглы, когда они уже в коже, но не когда их вводят. Леон заплатил Роберте, пожал ей руку и ушел.

      – А сейчас что он сделал?

      Она полистала свою папку и показала мне кобру.

      – А где?

      Роберта похлопала себя по заду:

      – На левой ягодице. На следующей неделе придет делать на правой. Хочет мангуста, готовившегося к прыжку. Я его предупредила, что если этого нет в моем каталоге, то ничего не гарантирую. Рисунки от руки иногда получаются, иногда нет. Леон ответил, что верит в меня. «Кроме того, – говорит, – кто ее увидит, кроме меня?» Он, видишь ли, холостяк. Сегодняшняя татуха у него двадцать вторая. Мир сошел с ума, уж поверь.

      – Иногда