Под гнетом страсти. Николай Гейнце

вскоре и случилось, так как графиня Ратицына исполняла обязанности хозяйки дома на балу у своего вдовствующего отца.

      Не успела она отойти от сестры, как Виктор Аркадьевич был около последней.

      Он наклонился к ней и прошептал:

      – Вы обворожительно хороши!

      Она бросила на него наивно-благодарный взгляд своих чудных глаз.

      Эти слова настолько придали ей бодрости, что она сразу почувствовала себя царицей бала.

      Она больше ничего не боялась.

      Ее окружили, и она слышала вокруг себя восторженные восклицания.

      При каждом новом комплименте, при каждом доказательстве ее торжества она обращала свои взоры в сторону молодого технолога, как бы молчаливо говоря ему: «Только тебе одному я хочу нравиться. Доволен ли ты мной?»

      Он стоял в некотором отдалении и угрюмо, как всякий искренно любящий человек, слушал и досадовал, что другие, посторонние лица громко выражают то же чувство восторга, какое испытывает он сам.

      Начались танцы.

      Княжна Юлия открыла бал со своим шурином, графом Ратицыным.

      Владимир, несмотря на свою обычную апатию, увидев в первый раз сестру своей жены в полном блеске ее юной красоты, не спускал с нее взгляда, смущавшего и заставлявшего краснеть молодую девушку.

      Этот взгляд тем более удивлял Юлию, что придавал лицу мужа ее сестры совершенно новое, незнакомое ей выражение.

      Его обыкновенно мутные, бесцветные глаза блестели темным огоньком, в них мелькнуло, может быть, совершенно помимо его воли, что-то вроде животной страсти. Это инстинктивно взволновало молодую девушку, и ей вдруг стало стыдно за свою полуобнаженность.

      Бобров не танцевал. Прислонясь к косяку одной из дверей залы, он смотрел на танцующих, или, вернее, на Юлию.

      Последняя заметила это и тотчас же забыла своего шурина, перестала чувствовать на себе его неприятный взгляд и стала танцевать только для Виктора, как она мысленно говорила себе.

      Она не могла, впрочем, не обратить внимания на грустное, совершенно не гармонирующее с бальной обстановкой выражение мужественного, не совсем правильного, но чрезвычайно выразительного лица Виктора Аркадьевича.

      Он, казалось, страдал. Она даже заметила, что в глазах его раз или два мелькнул злобный огонек.

      «Уж не на меня ли он сердится?» – пронеслось в ее голове.

      «Почему он кажется несчастным и раздраженным, когда она была так хороша… и когда он должен чувствовать себя любимым, следовательно, счастливым?» – продолжала думать она.

      По окончании вальса Юлия в сильном беспокойстве села около своей сестры.

      При первых звуках ритурнеля кадрили Бобров подошел к ней.

      Первая кадриль была обещана ему.

      Они отправились занять место.

      Он не говорил ни слова.

      Она начала первая.

      – Вы грустны сегодня… Что с вами?

      – Мне действительно тяжело! – тихо и взволнованно произнес он.

      – Отчего?

      – Оттого, что вы так хороши… а я принужден скоро с вами расстаться.

      – Расстаться…