Князь Тавриды. Николай Гейнце

в приемной Амвросия.

      Служка вернулся и попросил Потемкина следовать за ним.

      Пройдя еще две комнаты, он отворил дверь и пропустил в нее Григория Александровича.

      Молодой человек очутился в образной архиерея.

      Это была довольно обширная комната, две стены которой были сплошь увешаны иконами старинного художественного письма, некоторые в драгоценных окладах, а некоторые без всяких украшений, внушающими своей величественной простотой еще более благоговейные чувства… Двенадцать лампад слабым мерцанием освещали комнату, борясь со светом дня, проникавшим в узкие готические окна.

      На высоком кресле в черном камлотовом подряснике сидел почтенный старец, перебирая правой рукой надетые на левой кипарисовые четки.

      Покрытый клеенкою войлок пола заглушал шаги.

      Все в этом уголочке молитв московского иерарха располагало к молитвенному настроению.

      – Подойди сюда, сын мой Григорий! – раздался грудной, проникающий в душу голос Амвросия.

      Потемкин приблизился и с благоговением и каким-то душевным трепетом поцеловал благословившую его руку чудного старца.

      Архиерей долгим проницательным взором обвел стройного красивого юношу, казалось, созданного для счастья, любви и беззаботной жизни шумной молодости, и кротко улыбнулся углом рта.

      Быть может, и в голове сурового по жизни монаха промелькнула именно эта мысль и он не мог представить себе этого полного жизни красавца в подряснике послушника, отрекающегося от этой еще не изведанной им жизни.

      – В монахи, слышал, хочешь? – спросил его преосвященство.

      – Имею искреннее желание, ваше преосвященство… – отвечал хорошо заученной формулой ответов Григорий Александрович.

      – А давно ли это у тебя искреннее желание и почему явилось оно? – спросил, после некоторой паузы, пристально смотря прямо в глаза гостя, Амвросий.

      – С малолетства… – отвечал заученной фразой Потемкин и опустил глаза, не вынося проникающего в душу взгляда старца.

      – Ой ли, с малолетства… Что же, родители изобидели?..

      – Никак нет-с…

      – Так с чего… Ты мне, молодец, признавайся, как на духу… Между мной и тобой только Бог…

      Он снова уставил свой взгляд на Потемкина.

      Тот невольно опустился на колени у ног епископа и зарыдал так же, как зарыдал, когда Иван Дементьевич запретил ему видеться с княжной.

      – Говори! – заметил Амвросий, дав ему выплакаться.

      Григорий Александрович, прерывая свою речь всхлипыванием, откровенно и подробно рассказал весь свой роман с княжной Несвицкой, решение приютившего его Курганова, свадьбу княжны и свое исключение из гимназии…

      – С этого-то ты и захотел в монахи? – снова углом рта улыбнулся архиерей. – Отречься задумал от жизни, еще не жив… Думаешь молиться-то легче, чем учиться или служить… Нет, брат, нелегко это, коли по-настоящему, а не по-настоящему совсем не надо, потому грех еще больший… больший… Бога ты не обманешь… Ты, чай, в службу записан?..

      Григорий