Тайна любви. Николай Гейнце

их несколько для твоего старого друга.

      Граф был эгоист, как все счастливые люди.

      Он не понимал, что после перенесенного страшного горя Караулову порой необходимо было уединение, чтобы собраться со своими мыслями. Что иногда эта жажда уединения приходила так же внезапно, как желание уйти из одиночества, желание, приведшее его к Владимиру Петровичу.

      Если бы, впрочем, последний был более проницателен, то он, быть может, заметил бы и другие причины грусти и утомления Федора Дмитриевича.

      Караулов продолжал слушать исповедь своего друга.

      – На мой взгляд это прекрасная партия и для меня, и для нее… – ораторствовал граф. – Между нами будь сказано, я очень нуждался в такой партии… Мое состояние таяло день за днем, я сохранил только мелкие остатки… Обладай Кора даже менее выдающимися душевными качествами и красотой, я бы все равно женился на ней…

      По лицу Федора Дмитриевича пробежала судорога чисто физической боли. Ему, который считал в браке любовь первым капиталом, больно было слышать это циническое признание друга в том, что тот обошелся бы и без хороших качеств жены, лишь бы поправить свои дела ее приданым.

      – Была бы коза, да золотые рога! – мелькнуло в уме Караулова. – Так и женился бы на козе.

      Он поймал себя на злобной мысли против друга и ему стало скверно на душе от собственной негодности.

      Граф говорил чересчур ясно.

      Красота и добродетели его будущей жены казались ему качествами несущественными. Он получал их как бы в придачу.

      – Да, дружище, цену здоровья узнают, когда заболевают, цену богатства, когда разоряются… Найдутся люди, которые будут говорить, что я решился на неравный брак из-за денег, что я продал свой титул… На всякий роток не накинешь платок. Я женюсь на богатой сироте… Ее отец, положим, служил в полиции… горным исправником… Но он все же был офицер… дворянин… К счастью, он умер, а через год умерла и его жена, оставив свои миллионы дочери, т. е. будущему зятю… Судьба решила, что последним буду я… У меня к тому же нет близких родственников, которые бы могли потребовать ответа за то или другое употребление моего имени… Я ответствен лишь перед мертвецами.

      Граф весело засмеялся.

      Этот смех какою-то болью отозвался в душе Караулова.

      Он сидел и слушал по-прежнему, бледный и серьезный.

      – Кора так еще молода… Ей всего семнадцать лет.

      – Семнадцать лет! – воскликнул Федор Дмитриевич. – Да ведь это дитя! И ты решаешься на такой брак?

      – Почему же не решиться… Я совершенно уверен, что сумею завязать с моей женой ее первый и последний роман и таким образом окончательно овладеть ее сердцем… Наивность и иллюзии скоро исчезнут и через пять лет у меня будет жена – самая восхитительная из всех женщин.

      Если бы граф не был увлечен слушанием самого себя и обратил внимание на своего слушателя, он испугался бы, увидя его лицо.

      Караулов был бледен как полотно. Выражение какого-то беспредельного отчаяния появилось и как бы застыло на его лице. Глаза остановились,