Обнять необъятное. Избранные произведения. Козьма Прутков

вы, кажется, оглохли?»

      И сказавши, вышла в садик.

      Я туда ж, взяв пива кружку.

      Вижу: дочка в огороде

      Рвет созревшую петрушку.

      Говорю опять с упреком:

      «Что нашла ты? уж не гриб ли? »

      «Всё болтаете пустое!

      Вы и так, кажись, охрипли».

      Пораженный замечаньем,

      Я подумал: «Ах, Маланья!

      Как мы часто детски любим

      Недостойное вниманья!»

      Эпиграмма

      № I

      «Вы любите ли сыр?» – спросили раз ханжу.

      «Люблю, – он отвечал, – я вкус в нем нахожу».

      Червяк и попадья

      Басня[6]

      Однажды к попадье заполз червяк за шею;

      И вот его достать велит она лакею.

      Слуга стал шарить попадью…

      «Но что ты делаешь?!» – «Я червяка давлю».

      Ах, если уж заполз к тебе червяк за шею,

      Сама его дави и не давай лакею!

      Аквилон

      В память г. Бенедиктову

      С сердцем грустным, с сердцем полным,

      Дувр оставивши, в Кале

      Я по ярым, гордым волнам

      Полетел на корабле.

      То был плаватель могучий,

      Крутобедрый гений вод,

      Трехмачтовый град плавучий,

      Стосаженный скороход.

      Он, как конь донской породы,

      Шею вытянув вперед,

      Грудью сильной режет воды,

      Грудью смелой в волны прет.

      И, как сын степей безгранных,

      Мчится он поверх пучин,

      На крылах своих пространных,

      Будто влажный сарацин.

      Гордо волны попирает

      Моря страшный властелин,

      И чуть-чуть не досягает

      Неба чудный исполин.

      Но вот-вот уж с громом тучи

      Мчит Борей с полнощных стран.

      Укроти свой бег летучий,

      Вод соленых ветеран!..

      Нет! гигант грозе не внемлет;

      Не страшится он врага.

      Гордо голову подъемлет,

      Вздулись верви и бока,

      И бегун морей высокий

      Волнорежущую грудь

      Пялит в волны и широкий

      Прорезает в море путь.

      Восшумел Борей сердитый,

      Раскипелся, восстонал;

      И, весь пеною облитый,

      Набежал девятый вал;

      Великан наш накренился,

      Бортом воду зачерпнул;

      Парус в море погрузился;

      Богатырь наш потонул!

      И страшный когда-то ристатель морей

      Победную выю смиренно склоняет;

      И с дикою злобой свирепый Борей

      На жертву тщеславья взирает.

      И мрачный, как мрачные севера ночи,

      Он молвит, насупивши брови на очи:

      «Всё водное – водам, а смертное – смерти;

      Всё влажное – влагам, а твердое – тверди!»

      И, послушные веленьям,

      Ветры с шумом понеслись,

      Парус сорвали в мгновенье;

      Доски с треском сорвались.

      И все смертные уныли,

      Сидя в страхе на досках,

      И

6

Эта басня, как и всё, впервые печатаемое в «Поли. собр. сочинений К. Пруткова», найдена в оставшихся после его смерти сафьянных портфелях, за нумерами и с печатною золоченою надписью: «Сборник неоконченного (d’inacheve)№».