Книга Балтиморов. Жоэль Диккер

благодарения предшествовали президентские выборы. В 1992 году Банда Гольдманов принимала активное участие в предвыборной кампании Билла Клинтона.

      Дядя Сол был убежденным демократом, а потому зимние каникулы 1992 года во Флориде проходили в постоянных стычках. Моя мать утверждала, что дедушка всегда голосовал за республиканцев, но с тех пор, как Великий Сол голосует за либералов, тот тоже отдает им свой голос. Как бы то ни было, дядя Сол дал нам первый урок гражданского воспитания – привлек к агитации за Билла Клинтона. Нам шел двенадцатый год, эпопея Банды Гольдманов была в разгаре. Я жил только для них, только ради минут, проведенных с ними. И приходил в восторг от одной мысли о том, чтобы вместе участвовать в предвыборной кампании – не важно чьей.

      Вуди с Гиллелем по-прежнему трудились у Бунса, получая не только удовольствие, но и немалые карманные деньги. Работали они быстро и хорошо; некоторые обитатели Оук-Парка, недовольные медлительностью Бунса, даже обращались к ним напрямую. В таких случаях они откладывали двадцать процентов платы за садовые работы и отдавали эти деньги Бунсу, но так, чтобы он не заметил: клали их ему в карман куртки или в бардачок грузовика. Приезжая в Балтимор, я с величайшим удовольствием помогал им, особенно если они трудились для собственных заказчиков. У них сложился узкий круг постоянных клиентов, а еще они заказали себе в галантерейной лавке футболки с вышитой на груди надписью “Садовники Гольдманы. С 1980 года”. Мне тоже такую сделали, и я в жизни не чувствовал себя таким важным, как когда мы с кузенами разгуливали по Оук-Парку в своей восхитительной униформе.

      Мне страшно нравилась их предприимчивость, я гордился, что в поте лица своего зарабатываю немного денег. К этому я стремился с тех пор, как обнаружил дар self-made-man у одного своего монклерского одноклассника, Стивена Адама. Стивен прекрасно ко мне относился, часто приглашал после школы к себе домой, а потом предлагал остаться поужинать. Иногда, едва усевшись за стол, он вдруг впадал в неописуемую ярость. Чуть что не так, начинал жутко оскорблять мать, а если еда была ему не по вкусу, стучал кулаком по столу, швырял тарелку и орал:

      – Не хочу твоего тухлого сока, он противный!

      Отец тут же вскакивал с места; когда это впервые случилось при мне, я думал, что он сейчас закатит сыночку пару хороших оплеух, но он, к моему величайшему изумлению, схватил с комода пластмассовую копилку. С тех пор этот цирк повторялся каждый раз. Отец бегал за Стивеном и верещал:

      – Копилка для грубых слов! Три грубых слова, семьдесят пять центов!

      – Засунь свою дерьмовую копилку себе в задницу! – отвечал Стивен, бегая по гостиной и показывая средний палец.

      – Копилка для грубых слов! Копилка для грубых слов! – дрожащим голосом грозил отец.

      – Заткнись, дохлая крыса! Сукин сын, – отвечал отцу Стивен.

      А отец все трусил за ним с копилкой, которая в его тощих руках казалась слишком тяжелой:

      – Копилка для грубых слов! Копилка для грубых слов!

      Кончалось это всегда одинаково, как в сказке. Усталый отец прекращал свой карикатурный танец и, пытаясь сохранить лицо, коварно говорил:

      – Ладно,