Король шутов. Жерар де Нерваль

с вашей стороны лишь прихотью мимолетной фантазии! А я? Я вложила в это всю душу свою, всю мою жизнь в этом мире, а в будущем – может быть вечное проклятие…

      При этих последних словах, герцог поднял голову, но почти тотчас же опустил ее, под проницательным взглядом, в котором доканчивалась мысль, трудно выражаемая словами.

      Изабелла продолжала, задыхаясь:

      – Куда только не завлекло меня желание создать вам славу и могущество! Чего я ни делала, чтобы предоставить вам в королевстве власть, которой вы пользуетесь за устранением дядей короля и этого Иоанна Неверского, который завидует вам и ненавидит вас! Сказать ли вам все? В ослеплении моей страсти совершенно бескорыстной, имеющей целью только вашу будущность, разве не мечтала я иногда, что между вами и престолом стоить лишь слабый и болезненный король, для которого смерть была бы, может быть, благодеянием, лишь бы только она была спокойная и медленная.

      Орлеанский вскочил с места, выпрямился во весь рост и, отступая в ужасе, вскрикнул:

      – Что вы говорите, королева!

      – Да, я настолько люблю тебя, – холодно проговорила Изабелла.

      – Что же это за любовь? Она страшит меня. Или мы вернулись к временам королей первой династии? Или вы хотите присоединить имя Изабеллы Баварской к именам Брунгильды и Фредегонды?

      – А! Ты думаешь, что можно безнаказанно играть счастьем женщины такой, как я! Совратить ее со стези добродетели и потом бросить, как выдохшийся цветок? Нет, нет! Раз свернув, благодаря тебе, с пути добра, я почувствовала как в душе моей проснулись новые свойства. Честолюбие охватило меня, когда я увидела, что власть уходит из рук моего супруга и возвращается к его дядям, и это честолюбие послужит только в пользу тебе, если ты захочешь, или же ты будешь только орудием его. Выбирай же! Но знай, что отступление невозможно.

      – Королева, вы приводите меня в ужас и глубоко огорчаете. Какое бремя вы хотите возложить на мою леность, мою беззаботность? Если я возвышал голос в Совете, если я даже принимал участие в политике, то единственно из желания поддержать привилегии дворянства, на которое так часто стали нападать в последнее время, да еще чтобы недопустить войны, которую ненавижу всем сердцем. Но домогаться власти! Примерять на голову себе корону? Э, ваше величество, она и не удержится на мне, она упадет мне на шею, как ошейник невольника.

      Королева закрыла себе лицо обеими руками и прошептала:

      – Корона или ошейник – ты их попробуешь.

      В эту минуту любимый паж герцога, постучавшись в дверь, вошел в залу и прямо подошел к герцогу.

      – Паж, что тебе надо?

      Паж проворно сунул в руку принца письмо, прошептав:

      – Ваше высочество, от герцогини Неверской. Потом громко, как будто только в этом и состояло его поручение, проговорил:

      – Мессир Обер ле Фламан с супругою желают вам представиться.

      – Пусть подождут! Я теперь занят с королевой.

      – Пусть войдут, – сказала Изабелла.

      – Пожалуй, пусть