Осенний карнавал смерти – 2. Валерий Роньшин

Все чего-то ждут. Чего?.. – недоумевает Сладкосолев. Ко всему прочему ещё и электричка остановилась. Прямо в чистом поле. Дверь в вагон отворилась, и вошли два контролёра – молодые ребята в чёрной форме и с короткоствольными автоматами.

      – Прошу приготовить проездные документы, – вежливо сказал один.

      И пошли по проходу. А тишина в вагоне стоит, прямо как на кладбище.

      – Ваш билет, мужчина, – обратился контролёр к Сладкосолеву.

      Егор показал. Контролёр повернулся к грудастой тётке.

      – Ваш билет, женщина.

      Тётка полезла за билетом в карман линялой кофты – не нашла, сунула руку в другой карман – тоже нет. Лицо её жалко исказилось.

      – Я брала, брала… – умоляюще смотрела она на мальчишку-контролёра.

      – Да вы не волнуйтесь, – успокоил её тот. – Поищи́те в сумке. Я подожду.

      Тётка принялась лихорадочно рыться во всех своих сумках и авоськах. Билет не находился.

      – Да брала же я! – голос её истерично звенел. – Вот те крест, брала!

      – Ну что вы так нервничаете, – сказал контролёр. – Давайте я вам помогу. – И он, подхватив тёткины вещи, пошёл по проходу.

      Тётка потерянно поплелась следом.

      – Брала я… брала… – обращала она зарёванное лицо к пассажирам. Все молча отворачивались.

      «Что за хрень?» – не понимает Сладкосолев. Отдать что ли бабе её билет? Ишь как убивается… Кроме Егоровой соседки контролёры выявили ещё трёх безбилетников: двух девочек-близняшек и глубокого старика. Вывели они их из вагона в чисто поле, поставили в ряд и… расстреляли.

      Электричка, дав короткий гудок, снова тронулась. Напряжение в вагоне схлынуло. Все разом заговорили… Один только Егор сидит, как будто язык проглотил. Весь ошарашенный и огорошенный.

      Не́чего и говорить, что в Сонково Сладкосолев первым делом напобирался Христа ради на автобусный билет и только после этого поехал в Хлевное. За грязными окнами автобуса потянулись родные места. Егор как-то враз и успокоился. А к родному дому подходил, предвкушая, как он уткнётся носом в мягкие Нюрины груди… Открыл Сладкосолев дверь, вошёл – глядь! – а на лавке сидит безобразная старуха с чёрным котом на коленях… С тем самым…

      Подняла старуха морщинистое лицо на Егора да как заорёт проваленным ртом:

      – Сатана! Сатана! Сатана! Сгинь! Сгинь! Сгинь!..

      Егора как живым кипятком ошпарило. Это была его Нюра!

      Тут какие-то люди набежали, скрутили Сладкосолеву руки, посадили в погреб… Потом приехал милицейский фургон с зарешеченным окошком, и два милиционера-карлика повезли Егора в Сонково, в тюрьму.

      Обвинили Сладкосолева сразу по трём статьям. Первая: каннибализм. Будто бы Егор сорок лет назад гражданина Шульца убил и съел. Вторая статья: измена Родине. Будто бы, когда подсудимый Сладкосолев на целине в Казахстане работал, его завербовала казахская разведка. И третья статья: воровство. Будто бы бычок Степан, которого Егор на базаре продал, –