Десять. Максим Валерьевич Федосов

с тобой, хотя вон в Орловку… девки звали… вечером. А ты… – Он вопросительно посмотрел на третьего персонажа, но тот только качал головой, и как будто бы в такт голове качались в его глазах тёмные зрачки.

      – А ты чего молчишь, Толик? – толкнул Серый третьего друга, затем вновь повернулся к Михасю. – Развёл сам тут разговоры. А я теперь виноват. Тебе только дай повод поговорить… Чего о Боге-то говорить, у нас вон церковь в деревне третий год без попа, служить некому. А знаете почему? – Он обвёл глазами палатку. – Потому что поп сбежал в город, где денег больше платят! Вот так! А вы нам тут о заповедях будете говорить. – Не унимался он. – Пойдем, Михайсь. Ну их!

      – Ну вы так упрекаете священников… может вы сами ведёте чистую христианскую жизнь? – обратился к «Серому» Николай.

      – Какую… жизнь? Это… – он показал рукой куда-то в сторону. – Это разве жизнь? Тут в деревне жить нельзя, можно только существовать. Все кругом разворовали, работы нет, жилья нет, один огород и пьянка, какая это жизнь? – угрюмо протянул Серый.

      – Я не про деревню вашу спрашиваю, а про вас лично. Вы же упрекаете всех и вся, что плохо верят, плохо служат, что всё разворовали. Сами то вы чего хорошего сделали?

      – Чего ты меня тыкаешь? Хорошего сделали… – он задумался и опустил голову. Через несколько секунд он уже поднял голову и как будто и не было никакой паузы.

      – Церковь-то… не работает! – быстро и громко выпалил он, прихлопнув ладонями, словно найдя весомый аргумент.

      Все улыбнулись. Серый присел рядом с Михасем, и потянулся за кружкой, стоящей на столе.

      – Работать никто не хочет, в деревне одни алкаши остались, – попивая чай, продолжал он оправдываться. – А тут вы со своими фестивалями. Видел я, на каких машинах вы тут разъезжали, все из Москвы сюда тянутся. Наворовали в своей Москве, теперь тусуются. У всех планшеты, ноутбуки, твиттеры-шмиттеры. А мы тут… Вы знаете, как мы тут живём?

      – Ты давай тут языком не мели, нечего осуждать, коль за руку не ловил. Хочешь с нами сидеть, сиди нормально, хочешь вот чаю налью, – Рустам подвинул к нему кружку с чаем. – Не мы к тебе в палатку завалились, а ты к нам пришёл.

      Михась сделал Серому некий знак рукой, как бы остановив его и без того нелепую аргументацию и продолжил разговор.

      – Вот ты скажи, – обратился Михась к Рустаму, – ты вот мусульманин, отца своего уважать надо? А, скажи?

      – Надо. Мы к отцу относимся всегда с уважением. И к деду.

      – Заповедь такая даже есть «Чти отца своего…» – продолжил его мысль Николай.

      – Да знаю я! Знаю! А как его уважать… если он пьёт уже двадцать лет? – взорвался Михась. – Как его уважать, за что? Что мать бьёт? Что пенсию бабкину пропивает?

      – Ну, алкоголизм, это грех, конечно… – Николай попытался снизить напряженность разговора более тихим голосом. – Всё равно мы же отца любим своего, больной он этим алгоколизмом или здоровый. Это же все-таки отец…

      – Отец… Капец это, а не отец! Уехать бы куда, да некуда. – Михась