Бабочка на штанге. Владислав Крапивин

ремешок. Сейчас он пригодится…

      – Он туго сидит. Лучше я поищу в шкафу папин, туристский. Он толще и крепче.

      – Правильно. Поищи…

      Лерка знала, что ее не тронут, но завыла в два раза громче…

      – Искать? – спросил я.

      – Подожди… Валерия, марш на кухню и сядь за холодильник, носом в угол. Будешь сидеть, пока не придет папа. Он с тобой разберется как надо…

      – Ы-ы-ы… – Лерка понима ла, что папа вернется вечером, а у мамы слушать это «ы-ы-ы» хватит терпения на полчаса, не больше.

      Когда она, подвывая, удалилась, мама взяла себя за щеки.

      – Ну что ты будешь делать с такой особой…

      – Терпеть, – объяснил я. – Пока не женится… то есть не выйдет замуж… Но и на этом ничего не кончится.

      – Почему не кончится? – Мама опустила руки.

      – Потому что… вскоре она явится с розовым сверточком на руках. «Мама-папа, это ваша внучка Светочка. Мы будем жить у вас. А он оказался таким негодяем!..»

      – Тьфу на тебя! Надеюсь, что до того момента я не доживу.

      – Как это не доживешь?! А кто будет нянчить моих детей?

      – Здрасте! А куда денется твоя жена, мать этих самых детей?

      Я поскреб затылок. Потому что неясно еще, как оно повернется в жизни. Вдруг как с матерью Лерки?

      Лерка была не полностью моя сестра, а, как это говорят, «сводная». Отец один, а матери разные. Потому что, когда мне было три года, в нашей семье произошла «обычная для наших дней драма» (это по маминым словам). Впрочем, вспоминать драму у нас было не принято.

      Случилось вот что. Отец тогда работал на областной телестудии «Наши горизонты», в сценарном отделе, а в редакции «Актуальная тема», по соседству, появилась сотрудница Ева Сатурнадзе. Про нее говорили – «гламурная особа второй пробы», но папа почему-то втюрился в особу стремительно и по уши…

      У папы совсем не героическая внешность – он щуплый и даже слегка косоплечий. С быстрыми глазами и торопливыми движениями. Когда говорит, чертит в воздухе ребром правой ладони и часто мигает. Но характер у него прямой. И папа не стал скрывать от мамы новую любовь. Так, мол, и так, вот я весь перед тобой, можешь меня клеймить и осуждать, но все равно ничего тут не поделать.

      Не знаю, что тогда чувствовала мама, плакала ли по ночам. Я же совсем кроха был, ничего не понимал. Насколько помню, скандалов не было. Папа собрал чемоданчик, и мне было сказано, что он уехал в командировку. А на самом деле – в новый микрорайон Андреевский, где они с Евой сняли комнату. Мама – как всегда, спокойная и деловитая – отводила меня в детский сад, хлопотала по дому, читала мне по вечерам про Буратино и Карлсона, иногда уходила на ночные дежурства в издательство, а меня оставляла у соседей. Вот соседская-то девочка Галка (на год старше меня) и сообщила мне, что «у твоего папы другая жена».

      – А кто же тогда мама? – обалдело спросил я.

      – Она теперь никто.

      Это было настолько нелепо, что я ничуточки не поверил и даже не стал расспрашивать маму. Тем более что иногда папа «возвращался из командировки», гулял со мной в Загородном саду и на Большом бульваре с каруселями и, случалось, водил в