Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

за вторжение и немедля разражается потоком слов. Якоб с растущей тревогой различает среди них свое имя и имя Хандзабуро. В какой-то – видимо, наиболее драматический – момент все переводчики дружно ахают и таращат глаза на растерянного голландца. Несколько раз повторяется слово доробо, что значит «вор». Мотоги о чем-то переспрашивает коменданта и громко объявляет:

      – Господин де Зут, комендант Косуги приносить дурные вести. Воры посетить Высокий дом.

      – Что? – лепечет Якоб. – Когда? Как они туда проникли? Зачем?!

      – Ваш личный переводчик думать: «в этот час», – отвечает Мотоги.

      – Что украли? – спрашивает Якоб, обращаясь к Хандзабуро, явно опасающегося, как бы не обвинили его. – Что там можно украсть?!

      На лестнице в Высоком доме не так темно, как обычно: дверь на втором этаже, ведущую в комнату Якоба, сняли с петель. Войдя к себе, он убеждается, что и с сундуком обошлись точно так же. Крышка и стенки сундука продырявлены долотом, – видимо, воры искали потайные отделения. Больно видеть рассыпанные по полу бесценные тома и альбомы для набросков. Якоб бросается их поднимать. Переводчик Гото помогает ему и спрашивает:

      – Книги пропасть?

      – Не могу сказать с уверенностью, пока все не соберу, – отвечает Якоб.

      «Но Псалтирь при всех проверить невозможно, – думает он про себя. – Сначала нужно остаться одному».

      А это, судя по всему, случится не скоро. Пока Якоб подбирает свои немногочисленные пожитки, приходят Ворстенбос, ван Клеф и Петер Фишер. В тесную комнатку набились уже больше десятка человек.

      – Сначала мой чайник, – возмущается Ворстенбос, – а теперь еще новое безобразное происшествие!

      – Мы приложить все усилия, – клятвенно заверяет Кобаяси, – чтобы найти воры!

      – Де Зут, а где во время кражи был ваш личный переводчик? – спрашивает Петер Фишер.

      Мотоги переводит этот вопрос для Хандзабуро. Тот что-то испуганно отвечает.

      – Он уходить на берег на один час, – объясняет Мотоги. – Навестить сильно больная матушка.

      Фишер насмешливо фыркает:

      – Я знаю, с кого я бы начал расследование!

      – Что именно пропало? – спрашивает ван Клеф.

      – К счастью, оставшаяся ртуть – возможно, за ней и охотились воры – хранится в пакгаузе Эйк под тремя замками. Карманные часы у меня были при себе, так же как и очки, хвала Господу. Поэтому на первый взгляд кажется, ничего не пропало…

      – Боже всемилостивый! – Ворстенбос набрасывается на Кобаяси. – Мало нас во время обычной торговли грабит ваше правительство, чтобы еще снова и снова к нам врывались похитители? Явитесь через час в Длинный зал, я продиктую официальную жалобу в городскую управу и приложу к ней полный перечень украденного…

      – Готово. – Кон Туми, приладив дверь на место, переходит на невнятную ирландско-английскую речь. – Если эти засранцы хреновы опять сунутся, пусть стену к хренам ломают!

      – Кто такие «ранцы реновы»? – спрашивает Якоб, подметая опилки.

      Плотник стучит по притолоке:

      – Сундук