Член общества, или Голодное время. Сергей Носов

или какое-то внутреннее чутье безотчетно себя проявило, но ответил я незамедлительно:

      – Младенец, сосущий молоко матери.

      Вахтер уставился на меня обалдело, на губах задрожала кривая улыбка, и, почтительно тронув меня за локоть, пятясь, ретировался.

      2

      На самом деле, я и не собирался входить в Дубовую гостиную. Я хотел подойти к Долмату Фомичу после. Потому и опоздал нарочно. Но пока они еще заседали, решил подождать, благо рядом был стул, вот я и сел.

      Сижу, мимо нет-нет да и пройдет писатель.

      Я тогда в лицо никого не знал из писателей. Писатели и писатели. Но некоторые были приметные. Вот идет, на клюку опираясь, – бородат, волосат, а кто – кто, кто? конь в пальто! – теперь-то я точно знаю кто: живой классик, поэт… Еще примета: встретишь – к перемене погоды…

      А вот двое идут: один невысокий, в строгом костюме, при галстуке, без бороды, причесанный весь и взгляд суровый, холодный, сразу и не догадаешься, что поэт, а другой, приземистый, в свитере в сером и с бородой, а лицо доброе-доброе, догадайся, что критик… друзья!

      А вот седовласый, волосы назад зачесаны, военная осанка, идет уверенно, – знаю, кто: я его книжки еще в раннем детстве читал – «Зеленая рыбка», «Самый лучший пароход»…

      Еще была серия такая – «Мои первые книжки»…

      – Здравствуйте, Святослав Владимирович, – мог бы сказать, – я ваши книжки в детстве читал. Была такая серия «Мои первые книжки».

      Но не сказал. Потому что не знал тогда, что он – это он (кого в детстве читал). А если б и знал, тогда что ж из этого?

      Короче, я убивал время.

      Некая писательница остановилась:

      – Если вы в бильярдную, лучше зайти с той стороны.

      Ага, есть бильярдная.

      – Нет, я в Дубовую.

      Она хотела сказать мне что-то про Дубовую (или про меня в свете Дубовой), но не сказала, прошла.

      И тогда я приоткрыл дверь.

      И когда приоткрыл дверь – лишь посмотреть, там ли сидят библиофилы, – даже растерялся от неожиданности, – от того, что был сразу ими замечен. Все повернулись в мою сторону, словно только и ждали меня, а Долмат Фомич (я его еще и распознать не успел) объявил радостно: «Вот он! Олег Николаевич! Олег Николаевич, милости просим! Вот место свободное».

      Вошел. (Все на меня глядят.) Вот место свободное. Спасибо. Сел на старинный стул с резной спинкой (тут все старинное).

      Один во главе стола стоит, – наверное, доклад читал. Ждет. Рядом Долмат Фомич сидит и все про меня талдычит:

      – Это, прошу любить и жаловать, Олег Николаевич. Я рассказывал, вы знаете. Олег Николаевич…

      Я глупо головой киваю, раскланиваюсь. Мне товарищескими улыбками отвечают.

      – Да, да, – говорит Долмат Фомич докладчику, моложавому старичку с лицом аскета. – Извините. Мы слушаем. Потрясающе интересно.

      – Ну так я продолжаю?

      – Будьте любезны.

      – На чем мы остановились?..

      – На мотивах.

      – Коллеги,