Рассказики. Володя Самсонов

кто ж его, деда Митю, знает! Занесла нелегкая куда не следует! И человек ведь хороший! Да что там хороший – чудо какой мужик был. За всю жизнь лучше его не встречала, вот оно как! Правда. До сих пор его люблю, не надышусь. А ты что варенье не пробуешь? Почти год назад варила. Попробуй. Я добавила в него несколько звездочек аниса и чуть-чуть розового перца. Пальчики оближешь. Хоть у матери нормально поешь.

      – Дай Наташке рецепт. Она тебе завтра позвонит, а ты продиктуешь.

      – Так она ничему не научится, уверяю тебя. Я вот тоже думала, что смогу печь такие же блины, как твоя бабушка. Помнишь ее блины?

      – А как же!

      – Во-о-от! У матери родной не научилась – вот чем дело кончилось! А ведь столько раз на моих глазах эти самые блины делались! Сколько раз я стояла у сковородки и ждала очередной блин с пылу с жару. Тут ты в меня, тоже горячие любишь. Помогала ей: мазала сковородку растительным маслом, а блины – сливочным… если удавалось его достать. Какие пирожки с капустой она делала, боже мой! Они мне снятся иногда.

      – Ну, приедем, мам, как-нибудь и все покажешь, расскажешь. Наташка будет только рада.

      – Еще бы не рада!

      – Даже не сомневайся.

      – А никто, молодой человек, и не сомневается. Я во всяком случае. У Натальи твоей, конечно, недостатков хватает, чего греха таить, но в целом она девочка неплохая, лишнего не скажу. Только малину я сама куплю, пусть, скажи ей, не обижается, а то обязательно что-нибудь напутаете и возьмете дрянь. Помнишь, как в прошлый раз с грушами получилось?

      – Деньги мы тебе…

      – Еще чего! Чтобы я от вас этого не слышала!

      – Что тут такого!

      – Никаких денег, я сказала! Или совсем тогда не приезжайте! Чего выдумал! Пенсия у меня, между прочим, побольше, чем у некоторых, ты не думай! Сама по магазинам хожу, сама стираю, сама в квартире убираю. Силы еще есть, не беспокойся. Ишь!

      – Молчу, молчу, – улыбается Федя и смотрит, как мать грохочет грязной посудой и ищет под раковиной моющее средство.

      – Ты бы лучше, пока я тут вожусь, посмотрел, что на балконе творится.

      По интонации Федя понимает, что гроза прошла стороной, и, чтобы мать остыла еще быстрее, встает из-за стола, изображая готовность номер один.

      – Все, как всегда, выкинуть?

      – Я тебе выкину! Там увидишь два мешка и полиэтиленовые пакеты с ручками. Вот их – на помойку. Заодно, чуть не забыла, и черную краску купишь. Если кто из знакомых спросит, что купил и где, не говори, а то потом замучают разговорами, мол, где ж ты раньше была, да что так дорого, да не там покупать надо было. Еще и дурой выставят!

      – Понятное дело.

      – Что тебе понятно?

      – Что могут выставить.

      – Вот то-то, что могут. Мне тут недолго. А ты иди, иди.

      – Иду, иду.

      Федя направляется в прихожую.

      – Мерзавец, – с улыбкой говорит Александра Ивановна еще непочатой бутылке «Фейри», которая нашлась между мусорным ведром и ящиком для посылок со всякой хозяйственной чепухой. – Уже не переделаешь. Сама виновата.

* * *

      – Я уж думала ты домой подался.

      – Черной