Рассказики. Володя Самсонов

«Легка на помине!» – думает Федя. – Прости, я не расслышал.

      – Говорю, блины, пока то да се, тебе поставила. Спишь на ходу?

      – Блины?

      – Ну-у, потек парень. Может, поспишь? – спрашивает Александра Ивановна и поджимает губы.

      – А блины здесь при чем?

      – Да вот решила тебя порадовать – замесила на скорую руку. Тесто постоит чуть-чуть и начну, если, конечно, не заснешь.

      – Горячие! Со сковороды! – жмурится от удовольствия Федя. – Сто лет не ел.

      Александра Ивановна довольно улыбается. Она с видом полководца, проспавшего битву, бегло оглядывает двор, тяжело вздыхает, – как не помочь людям! – встает рядом с сыном и, водрузив очки на лоб, облокачивается на перила, чтобы без помехи ознакомиться с оперативной обстановкой в жизни двора. Королева Елизавета на балконе Букингемского дворца – и та в этот момент не смогла бы тягаться с ней: прошедший огни и воды домашний халат, недоступные взорам москвичей и гостей столицы хлопчатобумажные чулки, один из которых съехал до расшитых вручную полуваленок (о них говорилось выше), и, конечно, конечно! – на лбу старые-престарые очки в роговой оправе. В переносице, для прочности, они скреплены изоляционной лентой синего цвета. Пару лет назад любимым очкам Александры Ивановны пришел конец: она на них села. Сто десять килограмм веса, согласитесь, не шутка. Казалось, что наступает эра новых очков и пора раскошеливаться. Но, вместо того чтобы лить слезы, Александра Ивановна твердо решила их воскресить. «Очки великолепные, – сказала она тогда, – у меня таких никогда не было и никогда уже не будет». Сосед, душа-человек, по ее просьбе скрепил две половинки, а Федя довершил начатое – по наущению матери обмотал место стыка изоляционной лентой.

      – Ну, что тут хорошего?

      Александра Ивановна стоит, уперев руки в боки, и взирает на происходящее вокруг.

      – Все ждут тебя.

      Укол зонтиком не достигает цели. Во всяком случае, полководец наш только снисходительно улыбается, демонстрируя выдержку, не доступную молокососам.

      – Краску в шкафчик поставил?

      – Как было приказано.

      – Слева поставил, перед коричневой сумкой?

      – Кажется, да.

      – Кажется! Вечно вам все кажется! Что нынче за дети пошли, Господи Ты Боже мой! Мы вот такими не были, мы своих родителей уважали, между прочим, помогали им. Это ведь тебе не хухры-мухры, не шутки какие-нибудь. Привык, что за тебя все Наталья делает. Знаю я все. Хватит улыбаться! А раньше я делала, да. Ты такой же, как отец! Того тоже ничего нельзя было заставить делать, а о тебе и говорить не хочу, только время терять. Открой-ка дверцу, я посмотрю. Слышишь, что говорю!

      – Закрой глаза.

      – Глаза?

      – Я тебе фокус покажу.

      – Ну, все, хватит дурачиться!

      Федя торжественно, как если бы поднимал занавес в театре, открывает правую дверцу шкафа и замирает в ожидании оваций.

      – Так, а банка где, где банка? Что-то я ее