На нарах с Дядей Сэмом. Лев Трахтенберг

сокамерников приговорили к 15 годам и выше, троим влепили по десяточке, двое сели лет на 7–8, один – всего на два года. Мы с соседом получили по пятерке.

      Я находился в районе между самым маленьким из больших сроков и самым большим из маленьких.

      По официальной статистике Форта-Фикс средний зэк «мотал срок» семь лет. По-американски – мало, по-российски – много, а по-моему – бесполезно, ибо длинный срок только ожесточал человека.

      По большому счету – горбатого исправляла только могила.

      Среди зэков моей тюрьмы на путь праведный собиралось становиться процентов двадцать пять. Остальные планировали продолжать в том же духе и с новыми силами.

      Каждому – свое…

      …Войдя в новую камеру, я увидел одиннадцать пар глаз, направленных в мою сторону.

      Все brothers[122] были в сборе и с любопытством разглядывали новичка.

      Я с достоинством поздоровался с новым коллективом и протянул широкоплечему испанцу Марио пропуск на его койку. Как выяснилось – на одну из лучших в камере.

      У окна.

      Как и в карантине, на ПМЖ койки не «завоевывались», а назначались начальством.

      Длинноволосый субъект громко выругался: «Коньо!»[123] – и бросил на пол книгу. Как выяснилось позже, мексиканец сидел в третий раз и был зол на «весь крещеный мир».

      С Марио я разыграл сценку искреннего мужского раскаяния: вел себя искренне, просто и брутально.

      Начал с обращений и фраз, никогда не употребляемых мной в обычной жизни: «Извини, старичок», или «Ты же знаешь, дружище, что это не моя вина», или «Спасибо, братан!»

      В соответствии с подаваемыми репликами разводил руками и понимающе кивал.

      Я всегда считал, что КПСС была права, придумав теорию «мирного сосуществования», ибо иметь плохого друга, безусловно, мудрее, чем хорошего врага.

      Через полчаса, устроившись на новом месте и закончив отработанное представление новым соседям, я подводил предварительные итоги.

      «One man show»[124] главного героя прошло более чем успешно – многоуважаемая публика даже улыбалась мне в ответ. Это первый плюс.

      Зорро съехал с элитной койки почти без проблем, и никаких эксцессов при этом не возникло – второй плюс.

      Нижние нары у окна совсем неплохо – третий.

      Наличие в камере еще двух белых – уже четвертый плюс.

      Соседство с музыкантом-гитаристом – бальзам на душу – пять с большим плюсом.

      Учитывая все вместе взятое, получалось, что я заехал на зону вполне удачно, если не сказать больше. «Все-таки есть бог на свете и хотя бы минимальная справедливость на Земле!» – радовался я своей удаче.

      – Русский, ты куришь? Пойдем, пообщаемся, – неожиданно прервал мои мысли чернокожий сосед справа.

      Я сразу же согласился.

      Мы вышли на перекур в соседнюю уборную, которая оказалась достаточно грязной и некомфортабельной. Место общего пользования в самом прямом смысле.

      За курение в туалетах менты моментально давали

122

Братья, «братки». Типичное дружеское обращение в среде афроамериканцев и заключенных.

123

Conyo – очень экспрессивное ругательство, буквальный перевод «вагина» (исп.).

124

Театр одного актера.