Теория прогресса. Геннадий Прашкевич

в Игарку плыл, – совсем упал духом Вовка. – А на Крайночной плыла смена.

      – Кто? – быстро спросил бородач.

      – Мама, – поежился Вовка.

      – Какая мама?

      – Пушкарёва. Клавдия Ивановна. Метеоролог. И радист Леонтий Иванович.

      – А, знаю, знаю! – притворно обрадовался бородач. – Леонтий Петрович, как же, как же не знать! Длинный такой, с усами, как у льва, и волосы ниже плеч! Такой здоровенный мужик, правда?

      – Неправда! – дрожащим голосом возразил Вовка. – Он толстенький, и волос на нем совсем мало. И Иванович он, а не Петрович!

      – Вот я и говорю – Семёныч! Давно мечтаю с ним встретиться!

      Вовка видел: бородач ни одному его слову не верит! Вовка видел: бородач даже понять не может, откуда он на острове взялся. И в то же время бородача невыразимо влекло к Вовке. Он даже наклонился к нему, фальшиво пропел: «Цветут фиалки, ароматные цветы…»

      И быстро спросил:

      – Патефон везете?

      – Наверное. – Вовка не видел среди снаряжения патефона, но огорчать бородача не хотел. – Вещами мама заведует.

      – Ну а чего же ты тут один, Пушкарёв Вовка?

      – Я не один, – похолодел Вовка, кивнув на выход.

      – Собаки не в счет. У меня их шесть штук, но я же не говорю: нас семеро!

      – Я не один, – с отчаянием повторил Вовка. Он сразу вспомнил о боцмане, все еще лежащем в замерзающей полынье.

      – Ну, так не крути! Где остальные?

      – Там… В полынье… Боцман… Я его вытащить не смог…

      – А чего сидишь? – выругался бородач. – Гаси примус! Нашел время греться!

      Вовке во всем хотелось слушаться бородача. Он вдруг поверил: если он во всем будет слушаться этого мощного зычного бородача, то уже сегодня, вот совсем скоро увидит маму! Он вдруг поверил: если он во всем будет слушаться этого мощного зычного бородача, то уже сегодня увидит «Мирный».

      – Гин! – заорал бородач на Белого. – Зови пса с собой, пешочком пойдем, без нарты. Гин! – И объяснил: – Собачки у меня ненецкие, с материка, ни бельмеса не понимают по-русски. А твой пес, я гляжу, помор.

      – Ага, – мотнул головой Вовка. – Он из Архангельска. У него мамку увезли в Англию.

      – Союзники?

      – Ага.

      – Дружбу крепят?

      – Ага.

      На ветру ушибленное плечо вновь заныло.

      По всему горизонту, сводя Вовку с ума, лежала мрачная синевица.

      От всеобщей химической тусклости, мертвенной тишины, низкой и бледной, еще страшнее, еще ужаснее показались Вовке кровавые пятна сурика, ярко выделяющиеся на белой поверхности битых льдин. «Понятно… – озираясь, бормотал бородач. – Покоптили немножко… Костерчик жгли… Да ладно, шучу я, Пушкарёв Вовка. Шучу… А это, значит, боцман… Ругаться любил, наверное…» Наклонившись, бородач попытался расстегнуть бушлат боцмана. «Не получается. Совсем обледенел. Да ладно. Ты его личность, значит, подтверждаешь, а я твоим словам, значит, верю. Так?»

      И подсказал Вовке: «Говори – так! И губу подбери».

      И тут же скомандовал: «Тащи боцмана за руку!»

      Вовка молчал, сжимал челюсти. Он впервые видел мертвого человека.

      А