Солдат и Царь. Два тома в одной книге. Елена Крюкова

и все.

      Бежал впереди, а полк, топоча, давя сырые листья и влажную пахучую землю, бежал за ним, и дубовые ветви били их по лицам, и лес то расступался, то густел, и падали люди, и оставались лежать, и бежали рядом, и просвистело слишком близко, Лямин скосил глаза и увидал, как подламываются ноги серого в яблоках офицерского конька, и вываливается из седла офицер Дурасов, как ватная рождественская игрушка, и тяжело падает головой в траву; фуражка откатилась, конь дернул ногами и затих, а Дурасов глядел белыми ледяными глазами в небо, будто жадно раскрытым мертвым ртом – выпить до дна все небо хотел.

      – Ура-а-а-а-а! За Царя-а-а-а-а-а! – вопили рядом.

      Все бежали, и он тоже. Его обогнали, он уже не бежал первым. Свежо и ласково пахло близкой рекой.

      Они, кто живые, подбежали к окопам у реки, а вдали уже виднелись крыши деревни, и Лямин, по-прежнему сжимая в кулаке винтовку так, что белели пальцы – не разогнуть, видел – высовываются из окопов головы, освещаются измученные лица улыбками:

      – Братцы! Братцы! Неужели!

      – Ужели, ужели… – бормотал Лямин.

      Он присел и сполз на заду в сырой, отчего-то пахнущий свежей рыбой окоп. Окоп был узкий, неглубокий, заваленный мусором, с плывущей под сапогами грязью.

      – Братцы! Солнышки! Да неужто прорвались!

      Обнимались.

      Кто-то плакал, судорожно двигая кадыком. Кто-то беспощадно матерился.

      Над окопом стояли спрыгнувшие с коней офицеры. Лямин видел перед глазами чьи-то мощные, как бычачьи морды, сапоги. Черный блеск ваксы, будто поверхность озера, просвечивал сквозь слои грязи и глины.

      – Кто полк поднял в атаку? Ты? Имя?

      Михаил сглотнул. Ему ли говорят?

      – Ты, слышь, на тебя офицера глядять…

      – Чего молчишь, в рот воды набрал? Аль не тебе бают?

      – Лямин. Михаил. Ефимов сын!

      Ему показалось, громко крикнул, а рот едва шевелился, и голос мерк.

      – К награде тебя приставим! К Георгию!

      Его тыкали кулаками в бока, стучали по плечам, подносили курево.

      – Слышь… Георгия дадут…

      – Дык ето он, што ли, вас сюда привел?.. Ох, братцы-и-и-и…

      В пальцах, невесть как, оказалась, уже дымила цигарка. Он курил и ни о чем не думал. Сырая мягкая окопная глина плыла под сапогами, и он качался, как пьяный.

      Гармошка деревенской свадьбы вдруг запела подо лбом.

      Он отмахнулся от музыки, как от мухи.

      – Милый… да милый же ты человек…

      – Вот, ребяты, и смертушка яво пощадила… не укусила…

      – Молитесь все, ищо бои главные впереди…

      Лямин курил, и дым вился вокруг пустой, без единой мысли, головы.

      Он и правда плохо стал слышать.

      «Контузило, видать».

      Вдруг рядом заорали бешено:

      – А-а-а-а! Кровища из няво хлещеть! Вона, из боку!

      Он выронил цигарку и изумленно скосил глаза. Ни удивиться, ни додумать не успел. Повалился в окопную грязь.

      …его